Записки адвоката

До сих пор я уверен, что наша команда сделала и продолжает делать в деле все, что возможно. И это мнение не только мое, но и признанных в адвокатской среде авторитетов. Вся наша работа в условиях закрытого судебного заседания и повышенного общественного внимания к делу освещалась в традиционных средствах массовой информации и на страницах интернета. И сделано это было для того, чтобы все имели возможность оценить силу наших аргументов, подтверждающих невиновность нашего подзащитного.

Да, я уверен в невиновности Пасько. И утверждаю это не потому, что я — его адвокат, — от адвоката иное услышать невозможно. Но и потому, что досконально знаю все тонкости дела, в противном случае не давал бы никаких комментариев средствам массовой информации. Поверьте, защитник всегда знает больше, чем прокурор или судья. Именно это обстоятельство позволило мне комментировать дело и настаивать на единственно возможном его исходе — оправдательном приговоре.

Потому осуждение Пасько я расценил еще и как личное оскорбление. Получается, что если суд и установил чью-то вину, то это вина не Пасько, а наша. Выходит, что мы не сумели защитить невиновного.

Однако, поднявший оружие должен драться… Впереди возможность пересмотра дела в надзорной инстанции — Президиуме Верховного cуда России, в любом случае — международные судебные инстанции. Основная задача — вырвать это дело из рук военной юстиции. Военный суд вынес приговор самому себе, окончательно скомпрометировав себя как орган правосудия. Но это все вопросы стратегии и тактики, а факт остается фактом — Григорий Пасько в колонии. Хотя и с самым смешным, но все же обвинительным приговором. Смешной он потому, что за самое страшное государственное преступление «виновному» назначено столь подозрительно мягкое наказание.

Ситуация требует действий. Одно из них — знакомство с местностью. В прошлом году шесть месяцев я проработал во Владивостоке. А в ноябре этого я побывал в Уссурийске. Именно там, в колонии строгого режима военный суд определил отбывать назначенный срок журналисту, писателю и поэту Григорию Михайловичу Пасько.

Уссурийск — небольшой, типично провинциальный городок. Еще совсем недавно здесь громыхало градообразующее предприятие, ремонтировавшее танки. Оно и кормило большую часть жителей. Нынче, по рассказам горожан, на большом заводе работают всего четыре человека, которые ремонтируют два танка. Вместе с тем, в Уссурийске есть гостиница с одноименным названием, в которой стоимость президентского люкса с наглыми тараканами достигает 600 рублей. Постройки колонии тоже похожи на гостиницу, только «возведены», может быть, лет на сто раньше…

Колония расположена за Уссурийском, и добираться туда приходится либо на рейсовом автобусе, который по расписанию несколько раз в день отправляется из центра города, либо на такси, которыми, к моему удивлению, изобилует этот маленький город. Как тут было не вспомнить Энск, изобилующий парикмахерскими и похоронными бюро… Хотя обратный путь из колонии, если не позаботиться заранее о решении транспортного вопроса, может доставить существенные хлопоты. И даже вылиться в продолжительную прогулку по пустынной дороге. Правда я, изучавший на личном опыте в течение прошлого года во Владивостоке своенравный характер местного климата, запасся непродуваемой и непромокаемой теплой одеждой, ярко-зеленая расцветка которой, кстати, заметно отличалась от предпочтений в моде у местного населения… Тут в ходу черный и серый.

Из курса уголовно-исполнительного права, который нам преподавали в университете, у меня сохранилось очень яркое воспоминание о том, как лектор рисовал типовую схему расположения объектов в исправительной колонии. Тогда я и не знал, что практические занятия по этому предмету мне придется проходить спустя много лет после получения диплома. Для непосвященных в тюремные тонкости, объясняю. Каждая колония ограждена единым просматриваемо-простреливаемым периметром или так называемой контрольно-световой полосой, которая освещена прожекторами и особенно хорошо видна, когда подъезжаешь к подобному учреждению в темное время суток. По периметру расположены вышки, на которых несут службу вооруженные автоматами солдаты. Внутри практически каждая колония поделена на две, приблизительно равные по площади, зоны (отсюда и название — «зона»). Первая зона — жилая, где расположены общежития барачного типа, штрафной изолятор, административное здание и ряд подсобных строений. Вторая зона — производственная. По названию можно догадаться, что на ней расположено все, что относится к нехитрым средствам и методам перевоспитания «спецконтингента».

Перевоспитывают у нас преступников трудом, и колония, куда Григория Пасько определили отбывать наказание, занята укреплением отечественной деревообрабатывающей промышленности. Попросту говоря, здесь изготавливают мебель, массивные двери, пытаясь этим нехитрым путем вернуть оступившихся граждан на путь соблюдения и уважения закона. Глядишь, и наш «лженедошпион» под воздействием трудотерапии исправится и откажется в дальнейшем от причинения ущерба государственной безопасности.

Начальник колонии был в отпуске, и меня принял его заместитель — подполковник юстиции Сергей Артюков, с которым еще заранее из Петербурга было согласовано время моего визита. Надо отдать должное оперативности администрации в организации встречи. Артюков сразу же после знакомства со мной вызвал офицера и приказал проводить в кабинет одного из сотрудников отдела безопасности, где и происходила наша встреча с Григорием. После общения с руководством колонии стало ясно, что они сделают с Пасько все — если им отдадут соответствующий приказ, и не сделают ничего — если такого приказа не будет.

Честно говоря, я по наивности полагал, что осужденного журналиста должны использовать в колонии как-то по прямому назначению. Определить в библиотеку, или отдать в его ведение культмассовый сектор. Но он работает в бригаде, которая занимается изготовлением дверей. Бригада все время перевыполняет план. Одна организация даже предложила скупать изготовленные Пасько дверные изделия, как раритетные.

Григорий жаловаться и просить перевести куда полегче не хочет, да у осужденных это и не принято. Администрация же, которой хорошо известно, что здоровье Пасько подорвано еще в следственном изоляторе, не торопится его переводить. Вы спросите вместе со мной, почему человеку, обладающему знаниями, которых нет у многих, к тому же, страдающему радикулитом, не предоставят работу, соответствующую его образованию и состоянию здоровья? И после некоторого размышления ответ станет нам очевиден. Если мы вспомним, какую цель ставили перед собой инициаторы этого дела. Эта цель — уничтожить в нем все, что относилось к его профессиональной деятельности.

В Пасько уголовно-процессуальными методами хотят убить журналиста. Но он, чтобы поддерживать себя в профессиональной форме, ухитряется писать…

Кроме статей в журнал «Экология и право», где он как главный редактор ведет постоянную рубрику, Григорий еще составляет жалобы и прочие юридические документы для других осужденных. И есть ощутимые результаты «такой общественной нагрузки». По составленной Пасько надзорной жалобе одному из осужденных суд на два года снизил срок наказания. Можете себе представить, какой авторитет он этим завоевал у осужденных. Вообще, вспоминая весь долгий судебный марафон во Владивостоке, я должен заметить, что годы борьбы воспитали в Григории качества, присущие профессиональному юристу.

Второй отряд исправительной колонии состоит из 123 осужденных, среди которых не курят только двое. В их числе Григорий. Распорядок дня в отряде по военному прост: в 6.30 — подъем, зарядка и попытка 123 взрослых мужчин одновременно проделать гигиенические мероприятия, с использованием для этих целей трех круглых отверстий в полу туалета и трех кранов холодной воды Начало работ в 7.30, окончание — в 18.00. Шестидневная трудовая неделя Зарядка на свежем воздухе, особенно «полезна» в условиях уссурийской зимы для лиц, страдающих болезнями позвоночника. Построения, утренние и вечерние поверки, «шмон» (поиск запрещенных предметов) в жилых помещениях. Строем на работу, строем с работы. Питание, как говорится, соответствующее классу обслуживания. Короче, весь комплекс удовольствий, испытав которые, по замыслу законодателей, преступник должен перевоспитаться, и, в случае освобождения, впредь не совершать ничего предосудительного.

Только вот, как всегда, система не предусматривает возможности судебной ошибки. Представьте, что может происходить в сознании невиновного человека, попавшего в жернова отечественной уголовно-исправительной машины. Когда-нибудь об этом Григорий расскажет сам.

Для человека в зоне время останавливается. Но Григорий держится молодцом, хотя чувствуется, что нервы у него напряжены. Обсуждая состояние дел, кроме прочего, я сообщил ему, что уголовное дело истребовано Верховным cудом для проверки в надзорном порядке. Перед прощанием мы спросили друг друга, что еще не обсудили? И я вспомнил, как каждый день во Владивостоке, после подготовки к очередному дню судебного заседания, мы задавали друг другу этот же вопрос.

Мы уважаем закон и вынуждены считаться со вступившим в законную силу приговором, но мы будем считаться с ним ровно до тех пор, пока он не будет отменен. Правда всегда останется правдой. Поэтому надо верить, что вопрос отмены этого откровенно неправосудного приговора, вопрос только времени. Хотя иногда это время может быть сопоставимо с длиной целой жизни.