Статья подготовлена специально для 61 номера издаваемого «Беллоной» журнала «Экология и право».

В Красноярске режим НМУ был объявлен 1 января, а через десять дней впервые за историю Красноярска был объявлен режим НМУ второй степени опасности. С очень краткими перерывами режим «черного неба» продержался до 4 февраля. В соцсетях появились эффектные снимки, сделанные с высоты заповедника «Столбы»: город надежно укрыт серо-пыльной периной, сквозь которую пробиваются столбы дыма от ТЭЦ-2 и цементного завода. Жители жаловались на резь в глазах и  неприятный запах.

Та же история наблюдалась в Челябинске. Челябинск, как и Красноярск, расположен в котловине (согласно популярной версии, «челяба» по-башкирски значит «яма», есть даже поговорка «Челябинск – яма, а Курган – могила»). Сотни обращений от граждан поступило в природоохранные органы: «Запах гари, саднит в горле, насморк, слезятся глаза». Весь январь тяжело дышал воспетый Маяковским город-сад Новокузнецк. На более короткие сроки режим НМУ объявлялся в Новосибирске, Барнауле, Кемерово.

Все эти города – промышленные центры, расположенные в низине, с развитой металлургической промышленностью и с большим количеством угольных ТЭЦ. Здесь создается ВВП, и здесь сравнительно высокий уровень жизни (сравнительно, понятно, не с Москвой, а с городами помельче, не имеющими промышленности, полностью дотационными). И именно здесь уровень ранней смертности значительно превышает среднероссийский.

История вопроса

Режим регулирования выбросов при неблагоприятных метеорологических условиях был утвержден и введен в действие Госкомгидрометом СССР 1 декабря 1986 года. Рекомендации по снижению выбросов были предназначены «для предприятий, организаций и учреждений, имеющих источники загрязнения воздуха, независимо от их ведомственной принадлежности». Для автомобилистов и других отдельных граждан (например, топящих печи или жгущих мусор у себя во дворе) они не предназначались. НМУ первой степени опасности влекли за собой сокращение выбросов, в результате которого должно быть обеспечено снижение концентрации загрязняющих веществ (ЗВ) в приземном слое атмосферы на 15-20%. Этот момент важно подчеркнуть – сократить выбросы не на 15-20%, а настолько, чтобы обеспечить снижение концентрации ЗВ на 15-20%. Это не одно и то же.

При второй степени опасности предусматривалось снижение концентрации ЗВ на 20-40%, и при третьей – на 40-60%. Теоретически, казалось, что чем хуже метеорологические условия, тем чище должен быть воздух. Но это, к сожалению, только в теории.

Впервые о необходимости снижения выбросов в период НМУ задумались в Лондоне после Великого смога 1952 года. Тогда желто-серый туман, окутавший город, унес 12 тыс. жизней. В итоге был принят Закон «О чистом воздухе», было запрещено топить углем дома, было ограничено использование грязных видов топлива в промышленности, а горожанам, желающим перейти с угля на газ, выдавались субсидии. В 1963 году «Закон о чистом воздухе» принимается в США. Первоначально он касался ограничения выбросов в атмосферу вредных веществ промышленными предприятиями, в 1970 году его действие распространилось на автотранспорт. И английский, и американский законы неоднократно и весьма существенно дополнялись. В СССР Закон «Об охране атмосферного воздуха» был принят в 1980 году. Зимой того же года в Красноярске по неизвестной причине начали слепнуть дети.

Библейское проклятие

Эпидемия увеита зимой 1980-го в Красноярске поражала преимущественно младенцев – у них гноились глаза, в ряде случаев дело кончалось глаукомой. Всего пострадало более 700 детей. После длительных исследований было установлено, что триггером эпидемии послужили активные выбросы двух предприятий Красноярска – аффинажного завода и завода медпрепаратов, осуществленные при полном штиле. В 1986 году, т. е. через шесть лет после принятия закона об охране атмосферного воздуха и эпидемии увеита в Красноярске, были разработаны и утверждены рекомендации о порядке действий властей и предприятий в период НМУ. Все, что происходило с атмосферным воздухом и вдыхающими его гражданами до 1986 года, никогда, никак и никем не регулировалось и не фиксировалось.

Новокузнецк – город, построенный при комбинате, город – металлургический комбинат. Челябинск – крупный промышленный центр, и его заводы стоят и дымят прямо посреди города, а город построен вокруг них. Красноярск, который во время Второй мировой принял часть эвакуированных заводов, тоже особенно не выбирал, быть ли ему тихим, уютным, зеленым уездным городом, или же здесь развернется очередная гигантская стройка социализма. И она развернулась – в 1956 году началось строительство Красноярской ГЭС, а в 1964-м введен в эксплуатацию Красноярский алюминиевый завод (КрАЗ), ныне крупнейший в России и один из крупнейших в мире. Согласно расчетам планировщиков полынья незамерзающей реки Енисей в итоге работы ГЭС должна была простираться на 30 километров, не слишком отбегая от Дивногорска, а алюминиевый завод должен был стоять в 17 километрах от городской черты. Однако «планы меняются» – полынья вместо 30 километров растянулась на 300, навсегда изменив резко континентальный климат Красноярска и обеспечив стабильный зимний смог от парящего Енисея, а завод решили построить прямо в городской черте, ради экономической целесообразности. Рабочие нового завода получили квартиры в поселке Индустриальном, позже – в Зеленой Роще, завод получил практически бесплатную электроэнергию (КрАЗ и сегодня – основной потребитель Красноярской ГЭС), страна получила статью экспорта и крылатый металл в стратегическом количестве. Каждый получил свое, включая младенцев 1979 года рождения и тех, кто еще не родился.

Прошлое и настоящее

Вплоть до перестройки и последовавших реформ Красноярск представлял собой лес непрерывно дымящих, причем невысоких фабричных труб. Коптило на правом и левом берегах Енисея. Словосочетание «черное небо» тогда еще было не в ходу, однако жители проспекта Металлургов, идущего от границы санитарно-защитной зоны КрАЗа, в одно время просто заколачивали форточки гвоздями. «Но теперь предприятия научились контролировать себя и с особым цинизмом портить воздух только тогда, когда подует ветер», – говорит журналист Сергей Митрухин.

Председатель общественного совета при Министерстве природы Красноярского края Виктор Долженко вспоминает в беседе с автором, что «периодически был яркий запах черемухи… Работал «Сивинит», завод медпрепаратов, шинный завод, КраМЗ. Столько было этих заводов! Столько было загрязнений! Никто их и не измерял в советское время».

Старший научный сотрудник Института леса СО РАН, член Красноярской экологической организации «ПЛОТИНА» Галина Полякова, напротив, вспоминает советское время как своего рода «золотой век», по крайней мере для далекого от большинства заводов красноярского Академгородка: «Обстановка в Октябрьском районе (Академгородок), где я живу с 1980 года, резко ухудшилась. Если вспоминать советское время, зимой 1982-1983 года мы делали вылазку в лесной массив в район Академии биатлона (Долгая Грива), для заваривания чая использовали воду, натопленную из снега. В настоящее время талая вода в этом же лесном массиве – черного цвета. Что касается правого берега Енисея, по отзывам моих знакомых, живущих в районе ДК 1 Мая, они не заметили ухудшения обстановки, возможно, потому, что многие предприятия в этом районе в настоящее время прекратили свою деятельность».

В разгар протестов красноярцев против строительства завода ферросплавов в 2012 году один мой знакомый говорил полушепотом: «Да какое бедствие! Я пятнадцать лет назад в Зеленой Роще выходил утром на балкон – и домов соседних не видел! Почему они сейчас протестуют?!» Почему полушепотом, спросите вы? Потому что протестовать против строительства завода ферросплавов считается правильным, и это действительно правильно, но вместе с тем донельзя лицемерно – ведь большинство протестующих отнюдь не отказалось от пользования личным автотранспортом. Поэтому особенно забавно наблюдать наклейки «Яд-завод» на огромных внедорожниках и пыхтящих «Жигулях», ведь каждая такая машина – это небольшой, но стабильно работающий яд-завод.

Все эксперты сходятся в одном – резко возросшее количество личного автотранспорта сильно повлияло на атмосферу Красноярска, и, разумеется, не в лучшую сторону. 30-40% выбросов ЗВ обеспечивает нам личная свобода каждого на четырех колесах. В начале 1970-х количество легковых автомобилей не превышало 100 тыс., сегодня их в восемь раз больше. Красноярск – один из самых автомобилизированных городов России. При этом пропускная способность дорожной сети осталась фактически прежней.

Правильное представление об альтернативах

Во всех перечисленных городах ведущие СМИ контролируются либо предприятиями-загрязнителями, либо их конкурентами – т. е., опять же, предприятиями-загрязнителями. Соответственно, редкий шанс услышать, как все обстоит на самом деле, предоставляется лишь тогда, когда один загрязнитель очерняет другого. Эксперты осторожно оценивают вклад КрАЗа в загрязнение атмосферы Красноярска как наибольший, но точных цифр никто не знает, по той простой причине, что очень сложно оценить, чья конкретно в воздухе сажа, если предприятий более одного. Единственным выходом в данной ситуации, считает директор Госцентра «Природа», общественный экологический инспектор Юрий Мальцев, было бы установление автоматических датчиков на каждом источнике выбросов, опломбированных и работающих в режиме онлайн, а также регистрация всех более-менее крупных источников загрязнения. Ни то, ни другое, считает Мальцев, в нынешних условиях невозможно.

С ним не согласен другой общественный экологический инспектор, директор Красноярской экологической организации «ПЛОТИНА» Александр Колотов: «В отдельных регионах уже происходит и установка датчиков, и регистрация источников загрязнения. У нас в крае, я думаю, дело тормозится, прежде всего, из-за твердого отказа собственников предприятий участвовать в реальном, а не формальном улучшении экологической обстановки. И надавить на них власть, видимо, не в состоянии, поскольку руководство того же КрАЗа может сразу пригрозить закрытием завода и, соответственно, пополнением армии безработных на тридцать тысяч человек».

Понятно, что выбор власти между «черным небом» и социальным взрывом очевиден. Речь ведь не только о тридцати тысячах уволенных и их семей (сегодня на КрАЗе работает существенно меньше)  – речь идет о солидной части доходов городского и краевого бюджета, об уровне жизни каждого красноярца, который неизбежно понизится. Достижение компромисса, безусловно, возможно, и в Ачинске принадлежащий тому же РУСАЛу Ачинский глиноземный комбинат (АГК) заплатил в бюджет района 71 млн руб. в счет возмещения вреда окружающей среде. В 2015 году суд постановил взыскать с АГК еще 408 млн, но решение суда пока не вступило в законную силу – об этом рассказал в интервью 3 февраля 2016 года «Ачинск Magazine» природоохранный прокурор края Роман Ткаченко. В отношении ОАО «РУСАЛ Красноярск» нарушения, которые на протяжении последних пяти лет выявляет природоохранная прокуратура, касаются прежде всего неудовлетворительной работы газоочистного оборудования, его неэффективности и негерметичности. Вообще же, кроме КрАЗа, в прошлом году на территории Красноярска прокуратурой было выявлено более 20 предприятий, которыми осуществлялся несанкционированный выброс вредных веществ с превышением установленных нормативов.

Разумеется, при неблагоприятных метеоусловиях такие выбросы становятся еще опаснее – как, впрочем, и выбросы без превышения установленных нормативов. Поэтому есть специальный протокол ограничения выбросов предприятиями в режиме НМУ. Есть перечень субъектов хозяйственной деятельности, обязанных это делать. В Красноярске в этом перечне 30 предприятий. Они прекрасно знают, что им делать при объявлении режима НМУ, – соответствующие меры прописаны в ежегодно составляемых ведомственных томах ПДВ (предельно допустимых выбросов). Не всегда выполнение требований возможно, поскольку вступает в противоречие с требованиями безопасности – так, например, ТГК-13 не станет меньше топить, если на улице сорокаградусные морозы. Если на предприятии осуществляется непрерывный процесс производства, его остановка чревата техногенными авариями. И так далее. Поскольку процесс ограничения выбросов фактически непрозрачен, появляются городские легенды о внеплановых выбросах в ночное время и выходные дни, о намеренном отключении очистного оборудования, об авариях, которые скрывают от общества. Впрочем, трудно обвинять наших граждан в излишней подозрительности после ПО «Маяк», Чернобыля и внезапной эпидемии сибирской язвы в Екатеринбурге.

Мозаика загрязнения

По данным отдела экологического надзора Министерства природных ресурсов и экологии края, в прошлом году к административной ответственности было привлечено 156 виновных лиц, демонтировано 87 стационарных источников загрязнения (печей), ликвидировано 64 горящих свалки, общая сумма штрафов составила более 1,5 млн руб. Все это такие мелочи – владелец гаража сжигал масло, асфальтобетонная установка работала без разрешения, владелец частного дома палил листья у себя на огороде… Характерно, что и в Челябинске в сети инспекторов попадается исключительно мелкая рыбешка – автосалон, фирма по производству ферросплавов, находящаяся в промзоне, – но, разумеется, не Челябинский электрометаллургический комбинат, находящийся в центре города!

Виктор Долженко рассказывает: «У меня в гаражах мужики выбросили мусор из контейнера и подожгли. Зачем, говорят, мы будем платить за вывоз, если можно просто сжечь. Тем более там картонные коробки – места занимают много, а горят хорошо и быстро! Другие охотники за цветным металлом кабель где-то украли и обжигают – воняет чудовищно!» По его словам, немалый вклад в загрязнение, который вообще никак не учитывается статистикой, вносят бесчисленные киоски, автомастерские, шиномонтажки, которые отапливаются в лучшем случае углем, а в худшем – мазутом и отработанным маслом. То же касается малого и среднего бизнеса – лакокрасочных цехов, мебельных фабрик, майонезных заводиков.

А что говорить о бесхозных свалках, если один только обанкротившийся целлюлозно-бумажный комбинат, где кто угодно может пройти на территорию через поваленный забор, уже не первый год пылает зимой – то цех брошенный загорится, то опилки подожгут, говорит Долженко.

Ухудшающаяся экологическая ситуация – следствие довольно длинной цепи злоупотреблений и системных ошибок. Одна из неочевидных причин усугубления НМУ в городах – точечная застройка, препятствующая проветриванию жилых кварталов. ТЭЦ потребляют все больше угля при сохранении поставляемых объемов энергии – потому что состояние теплотрасс с каждым годом все хуже, денег на ремонт коммуникаций традиционно нет, зато есть деньги на то, чтобы в прямом смысле слова отапливать улицу. Невозможность говорить на равных с владельцами ФПГ для глав регионов – следствие лишения их финансовой самостоятельности, сосредоточение контроля над всеми потоками в Москве.

Ситуация кажется неразрешимой. Но, как уверена координатор Красноярской «Экологической ассоциации» Анастасия Заступенко, все еще можно поправить. «В ситуации с загрязнением воздуха смысла спорить о том, кто виноват, нет. Загрязнение воздуха складывается из многих факторов. Поэтому нет никакого смысла назначать «виноватого» и бороться с ним – необходимо методично работать по всем направлениям, причем на всех уровнях. Система мер должна быть комплексной. Например, на федеральном уровне необходима доработка законодательства в сфере контроля выбросов – сейчас надзорные органы за три дня обязаны предупредить потенциального нарушителя о грядущей проверке. Эффективный контроль в таких условиях невозможен. На уровне края необходима программа по инвентаризации городских лесов и зеленых насаждений и разработка законодательной базы по их защите. Городские леса, парки, скверы (настоящие, заросшие деревьями, а не номинальные) несут две важные функции – с одной стороны, фильтруют загрязнения из воздуха, с другой – восполняют кислород, сжигаемый в сотнях тысяч больших и маленьких «печек» (таких, как ДВС)», – говорит она.

Виктор Долженко считает, что большую роль могла бы сыграть газификация города и края: «ТЭЦ будут меньше коптить, автомобили – активнее переходить на газовое оборудование», – полагает он. Но здесь все опять же упирается в пределы компетенции, считает эксперт. «Почему в округе есть газ, а у нас нет? Причина простая – дешевый уголь. Мы окружены угольными разрезами. В Энергетической концепции РФ до 2020 года написано, что Красноярский край будет использовать имеющийся уголь. Нецелесообразно тащить куда-то уголь, а сюда трубу. Да и СУЭК (Сибирская угольная энергетическая компания) будет возражать», – говорит Виктор Долженко. По его словам, губернатор услышал призыв общественников газифицировать Красноярский край и даже донес его до президента, мало того – получил одобрение! Но от одобрения до конкретной газовой трубы может быть крайне далеко.

Журналист Сергей Митрухин считает, что статус-кво более-менее выгоден всем, а выход из него чреват серьезными последствиями и требует больших жертв: «Выход есть, но он никому не понравится. Отказ от личных авто, переход на электротранспорт, строительство атомной ТЭЦ, демонтаж КрАЗа и строительных заводов в восточной промзоне… Словом, ликвидация Красноярска как промышленного города, а отчасти и как города вообще». Юрий Мальцев исполнен сдержанного оптимизма: «Есть все: горы, равнина, тайга, степь, крупнейшая река. Если ценить это, то Красноярск лучший город. А все остальное зависит от нас – как мы ведем себя в этом городе».

Одним словом, видение благополучного будущего существенно различается. А вот в чем эксперты на удивление единодушны, так это в скептическом отношении к публикуемым результатам измерений состояния атмосферного воздуха. Анастасия Заступенко считает, что экологический мониторинг состояния атмосферы не имеет большого смысла: «Во-первых, воздух – крайне изменчивая и нестабильная система: в любой момент времени, в любой точке его состояние отличается от воздуха в другой момент времени или в другой точке. Воздух постоянно движется и перемешивается, так что загрязнения разбавляются и рассеиваются, при этом те, что легче воздуха, поднимаются вверх, тяжелые – опускаются, твердые частицы (сажа и пыль) осаждаются на поверхность, а некоторые загрязнения вступают в химические реакции между собой и с содержащимися в атмосфере веществами. Поэтому тот воздух, которым вы дышали, идя вдоль дороги, по которой один за другим едут несколько чадящих автобусов, имеет мало общего с тем воздухом, проба которого будет забрана через несколько часов в нескольких километрах от этого места».

Схожего мнения придерживается и Юрий Мальцев: «Для Красноярска с его очень сложной морфологией рельефа недостаточно существующих постов наблюдения, особенно автоматизированных. Ведь замеры загрязнения воздуха в январский НМУ, по данным мониторинга, совершенно не подтверждают той эмоциональной оценки, какая сложилась у населения».

Наконец, Сергей Митрухин утверждает, что нынешнее состояние российских, и в частности красноярских метеослужб близко к удручающему, и потому значительную часть данных отечественные метеорологи попросту заимствуют на американских серверах. В итоге, все понимают, что происходит что-то очень нехорошее, и никто не видит выхода из сложившейся ситуации. Более того – никто и не хочет искать, предпочитая «ужас без конца».