Война в Украине и последующие санкции резко изменили ситуацию в российской экономике, повлияв на ее связи с внешним миром. Санкции существенно затруднили сырьевой экспорт и доступ к современным технологиям и технологическим продуктам.

Поскольку климатическая, а также экологическая политика страны – это, прежде всего, регулирование экономики, управление в области использования ископаемых ресурсов, а также использование новых технологий в сотрудничестве с другими странами, то начало боевых действий на территории Украины и последовавший за этим разрыв прежних экономических связей России со многими странами напрямую влияет на политику государства в эколого-климатической сфере.

При этом экономика России продолжает функционировать, а на территории страны расположены различные природные экосистемы, сохранение или деградация которых влияет на климатическое равновесие и экологическое благополучие планеты. Одним из примеров таких экосистем являются бореальные леса, площадь которых в России составляет 12 миллионов квадратных километров.

На Россию с учетом, в том числе, и других типов лесов приходится пятая часть лесных запасов планеты. Надежда на поглощающую способность российских лесов в решении проблем парниковых выбросов, о которой упоминается и в выступлениях первого лица, и в важных документах, касающихся направлений декарбонизации российской экономики (например, в Стратегии низкоуглеродного развития), делает лес важным элементом всей конструкции климатической политики России.

И в этом смысле воздействие общих изменений, происходящих с российской экономикой после 24 февраля 2022 года, на лесное хозяйство позволяет понять, каким метаморфозам подверглась эта конструкция, а также – не появилось ли дополнительных рисков для сохранности важных российских экосистем.

Изменения в российской климатической политике

При всех драматических поворотах климатическая политика России осталась без изменений и после 24 февраля, скорее всего, из-за ее неамбициозности. 21 марта на встрече с представителями фракции «Единая Россия» вице-премьер Александр Новак, курирующий в правительстве топливно-энергетический комплекс, подтвердил, что правительство не поддерживает пересмотр утвержденного курса на декарбонизацию, и сообщил, что «стратегически менять цели и задачи нецелесообразно».

Советник президента по вопросам климата Руслан Эдельгериев, выступая на национальном нефтегазовом форуме в конце мая, также заявил о «нецелесообразности» пересмотра взятых на себя Россией климатических обязательств даже в условиях санкционного давления.

Возможно, климатическая повестка сохраняется как почти единственное поле для взаимодействия со странами, которые теперь в российском официальном новоязе принято называть «коллективным Западом». На это указывает комментарий Эдельгериева, подтвердившего на Петербургском экономическом форуме, что переговоры с администрацией Байдена по климатическим вопросам находятся «на паузе», но, тем не менее, «из-за локального конфликта нельзя сводить на нет международную деятельность».

Цель, указанная в предпочтительном сценарии Стратегии низкоуглеродного развития России, предполагает достижение ею климатической нейтральности к 2060 году. Традиционно в документах, связанных с климатической и низкоуглеродной политикой, Россия делает оговорку о том, что страна планирует достичь заявленных показателей при максимальном учете поглощающей способности природных экосистем – прежде всего лесов. При этом некоторые важные элементы подготовки к регулированию углеродных выбросов, которые были утверждены до 24 февраля, сейчас несколько переносятся по срокам, но не отменяются.

В частности, смещен на шесть месяцев – с 1 марта на 1 сентября 2022 года – запуск так называемого Сахалинского эксперимента – пилотного проекта по регулированию парниковых выбросов и достижению углеродной нейтральности в пределах одного российского региона – Сахалинской области. Стоит, однако, учитывать, что решение о переносе эксперимента было принято 15 февраля, то есть до начала боевых действий на территории Украины.

При этом закон о проведении регионального эксперимента, предполагающего достижение углеродной нейтральности Сахалинской области к концу 2025 года и подготовку региональной системы учета выбросов парниковых газов и введения углеродных квот, был подписан президентом России уже в марте 2022 года – после ввода российских войск на территорию Украины.

Насколько можно судить по официальным документам региональных властей Сахалинской области, в настоящее время в климатическую программу Сахалина решено объединить уже реализуемые программы по повышению энергоэффективности и улучшению экологической ситуации. Во всяком случае, губернатор области Валерий Лимаренко на форуме «Экологическая политика и устойчивое развитие», проходившем в Южно-Сахалинске 6-7 октября 2022 года, говорил об энергоэффективности как о главном инструменте сокращения углеродного следа.

«На первый взгляд, «глобальная конкурентоспособность», «новые технологии», «инновации», «энергоэффективность» звучат для обычного человека несколько абстрактно. Но «чистый воздух», «чистая вода», «комфортная среда» – вполне конкретно», – заявил Лимаренко. Из этих слов следует, что в рамках Сахалинского эксперимента предполагается «переупаковать» некоторые прежние долгосрочные мероприятия, уже осуществлявшиеся властями и влияющие на сокращение парниковых выбросов.

Заведующий научно-учебной лабораторией экономики изменения климата факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ Игорь Макаров полагает, что больших изменений в планах низкоуглеродного развития России в связи с началом боевых действий в Украине и санкционным давлением на российскую экономику ждать не стоит: «Сама стратегия и заявленные в ней цели не слишком амбициозны и не предполагали принятия каких-то радикальных решений по сокращению выбросов, поэтому новые факторы, появившиеся после 24 февраля, не могут сильно на нее повлиять».

Он также пояснил, что ожидаемое замедление российской экономики в новых условиях приведет к снижению выбросов и без специальных мер низкоуглеродной стратегии. Однако, по его словам, российско-украинский конфликт может оказать существенное воздействие на корпоративные планы российских компаний по снижению углеродных выбросов.

По мнению Макарова, ряд экспортно ориентированных компаний России планировали запустить крупные проекты, направленные на уменьшение углеродного следа для соответствия западным критериям корпоративной практики.

Однако теперь, потеряв из-за действующих санкций доступ к международному финансированию и необходимым технологиям, скорее всего, они вынуждены будут свернуть или перенести свои планы. При этом компании едва ли будут отказываться от уже осуществляемых шагов, направленных на декарбонизацию их деятельности. «Западные рынки, где учет подобных мер важен, закрыты далеко не для всего российского бизнеса. Кроме того, многие компании рассматривают планы по освоению азиатских рынков, где также существует свое углеродное регулирование», – говорит эксперт.

Отсутствие изменений в планах декарбонизации российской экономики означает сохранение в них большой роли лесов, на учет поглощающей роли которых делается особый акцент в климатических обязательствах России.

Игорь Макаров обращает внимание на то, что в последние годы государство выделяло достаточно большое финансирование на научные исследования и разработку новых методик для определения фактического объема поглощаемого российскими лесами углерода.

«Как я понимаю, результаты этих исследований должны были помочь достичь несколько целей. Первая из них была «имиджевая» – установление предположительно больших объемов поглощений, чем это определяется сейчас, позволило бы России говорить о значительной роли в решении проблем изменения климата Земли. Но сейчас международный имидж России определяется совсем другими факторами, и про эту цель можно забыть», – поясняет он.

Согласно объяснению эксперта, данные хотели использовать также для продвижения каких-то международных бизнес-схем по зачету углеродных единиц, однако и эти проекты, по-видимому, в ближайшей перспективе будет невозможно реализовать. Поэтому остается лишь фундаментальная цель, связанная с получением новых научных данных о депонировании углерода в природных системах. Эти данные, как надеется Игорь Макаров, со временем могут лечь в основу новых проектов по использованию природных механизмов поглощения углерода и будут важны для лучшего понимания механизмов оборота углерода на планете.

Новая и старая реальность для леса

Как следует из анализа климатической стратегии России, лес – основа политики по климату и должен быть под защитой государства, чтобы обеспечить целевые показатели по поглощению углерода. Но после начала войны лесной сектор, как и другие отрасли экономики России, находятся под угрозой.

Отзыв у российских производителей торговых сертификатов FSC в марте 2022 года, подтверждавших, что продукция произведена по стандартам устойчивого лесопользования, фактически закрыл для России западные лесные рынки, а также возможность поставлять продукцию мировым производителям, обращающим внимание на соответствие получаемого сырья экологическим стандартам.

Наряду с санкциями, введенными Евросоюзом и Японией против поставок из России леса и изделий из древесины, и контрсанкциями России, запрещающими поставки сырья для производства фанеры и бумаги недружественным странам, это оказало существенное воздействие на весь комплекс лесной промышленности (особенно на Северо-Западе России, где добыча и обработка древесины традиционно ориентировалась на экспортные поставки в Европу).

Тем не менее, как показывают многочисленные сообщения, по крайней мере часть российской лесной продукции продолжает попадать в Европу через каналы реэкспорта из азиатских стран. В частности, Вьетнам в 2022 году превратился в крупного поставщика березовой фанеры в Соединенные Штаты Америки. Кроме того, в 17 раз нарастил поставки пиломатериалов из России Сингапур, что также может свидетельствовать об использовании этого островного государства с развитой портовой инфраструктурой для реэкспорта российской продукции.

Возможно, частичная компенсация существенных ограничений экспорта, а также в основном реализуемая линия на сохранение прежних установок в экологической и климатической политике приводит к тому, что и в области управления лесами после 24 февраля не произошло кардинальных изменений. Во всяком случае, главный координатор проектов по лесам высокой природоохранной ценности WWF России Константин Кобяков, оценивая последние новеллы в лесном законодательстве, полагает, что подавляющее большинство из них связано с продолжением прежних тенденций в ослаблении лесоуправления, а не с чрезвычайными изменениями ситуации после 24 февраля.

Эколог, в частности, обращает внимание на перенос сроков введения Федеральной государственной информационной системы лесного комплекса (ФГИС ЛК) – сводного комплекса цифрового учета состояния российских лесов и ведущейся в ней хозяйственной деятельности, который должен объединить существующие элементы регионального учета и контроля и отдельные детали общегосударственного учета операций в лесном хозяйстве (например, ЕГАИС Лес, осуществляющий цифровой контроль за оборотом древесины).

Ввод первого этапа данной системы, планировавшийся на 2022 год, перенесли на 2025-й. Однако, по словам Кобякова, техническая сложность осуществления данного мероприятия и дополнительные нагрузки, ложащиеся из-за ее ввода на лесных производителей, делали маловероятным исполнение первоначальных сроков даже без учета тех дополнительных затруднений, которые возникли в лесной промышленности после 24 февраля.

Зона вокруг Байкала имеет особый охранный статус. В частности с 1999 года здесь были запрещены санитарные рубки. Рассматриваемые в настоящее время поправки разрешают сплошные санитарные рубки в центральной экологической зоне Байкальской природной территории Credit: Alphatetia

Одним из важных законопроектов, изменяющих регулирование хозяйственной деятельности в лесах, являются рассматриваемые в настоящее время поправки, разрешающие сплошные санитарные рубки в центральной экологической зоне Байкальской природной территории. Зона вокруг Байкала имеет особый охранный статус, где, в частности, с 1999 года подобные действия были запрещены.

Такое решение после введения многочисленных санкций, на первый взгляд, вписывается в провозглашенный властями России курс на освобождение бизнеса от «излишних» проверок и дерегулирование для стимулирования экономической активности. Это порождает опасения, что одним из направлений подобного дерегулирования окажется ослабление соблюдения природоохранных норм.

Впрочем, с точки зрения Кобякова, возможное возвращение санитарных рубок на территориях вокруг Байкала отражает скорее общую тенденцию, характерную для колебаний природоохранного законодательства в последние десятилетия: «Сами по себе санитарные рубки – нужная и полезная процедура для лесного хозяйства. Другой вопрос, что часто компании пользуются разрешениями на санитарные рубки для обычной вырубки леса, не имеющей никакого отношения к защитным мероприятиям. Когда вокруг этого начинаются скандалы, то власти вместо того, чтобы наладить эффективную систему контроля за такими рубками, предпочитают их просто запретить. Затем в лесах начинают накапливаться больные деревья, появляется соображение, что их санитарное удаление все-таки нужно, и маятник качается в другую сторону».

Весной в России появился законопроект, подготовленный Министерством обороны, предполагавший предоставить ведомству право вырубать лес без всяких согласований (с последующим уведомлением контрольных органов) в том случае, если это необходимо «для нужд обороны», – при этом вырубленная древесина в случае вступления в силу такого закона могла бы перевозиться вне общего порядка, без электронных сопроводительных документов.

Константин Кобяков допускает определенные основания для появления такого закона: «В конце концов, можно представить ситуацию, когда военным надо оперативно возвести какой-то объект и вырубить для этого лес. Действительно, в таких ситуациях согласование на вырубку может не требоваться».

Так или иначе, на данный момент этот закон не принят. Тем не менее эколог отмечает некоторые инициативы по ослаблению природоохранного регулирования в области лесозаготовок – прежде всего, это возможная ликвидация охранного статуса у лесов на берегах нерестовых рек – полос шириной от нескольких сот метров до нескольких километров вдоль рек, используемых для нереста ценными породами рыб. В настоящее время такие леса запрещены к вырубке, однако Рослесхоз настаивает на ликвидации данной категории лесов (при сохранении запрета на вырубку небольших водозащитных полос).

По предположению Кобякова, эта мера может диктоваться интересами поддержки лесной промышленности, поскольку во многих регионах именно эти полосы остаются одним из последних источников ценного леса. Кроме того, обсуждается отмена правила, по которому размер единовременно вырубаемого участка не может превышать пятидесяти гектаров.

По словам представителя WWF, увеличение площади сплошных вырубок, разумеется, усложнит лесовосстановление и усилит давление на биоразнообразие, однако критического воздействия на состояние российских лесов не окажет. В целом, как указывает Кобяков, проблема российских лесозаготовителей после 24 февраля главным образом связана с поисками новых рынков сбыта и налаживанием транспортировки, поэтому изменение природоохранных требований не входит в число их первостепенных пожеланий.

Мы можем наблюдать, что «военный фактор» до настоящего времени оказывал лишь ограниченное воздействие на реализуемую в России климатическую политику и мало повлиял на систему управления хозяйственной деятельности в лесах, чья поглощающая способность является важным элементом климатической стратегии России.

Само по себе это скорее свидетельствует о многолетней пассивности, проявляемой Россией на климатическом направлении. В этом случае драматические изменения экономических связей России после начала войны не оказывают особенного воздействия на ее климатические обязательства, которые могут поддерживаться в основном за счет инерции, все еще сохраняющейся у российской экономики.

При этом изоляция России на многих традиционных рынках лишает ее возможности реализовывать по прежним схемам традиционные экспортные товары, к которым относятся и продукты лесной промышленности. Это, в свою очередь, снижает и многие побудительные мотивы для интенсификации добычи древесины, косвенно способствуя сохранению лесов.

Статья подготовлена специально для 85 номера журнала «Экология и Право»