– Реальность сегодня показывает, что, столкнувшись с ней, наш мир может рассыпаться. Он во многом придуманный и непрочный. Мы столько сил и времени вкладываем в глупости типа войн, политических и экономических соревнований, а когда приходит настоящая беда, сил уже не хватает. «Его Величество Ковид 19-й» преподаёт нам хороший урок, не так ли?

– Рано давать оценки и делать выводы. Мы ещё не очень понимаем, что произошло, почему и к чему это нас приведёт. Понятно, что мы столкнулись с большой опасностью, которая перевернет нашу жизнь, но скороспелые выводы я делать не готов. И без того их великое множество: происки «мирового правительства»; атака антиглобалистов; это не вирус, а средство психического поражения; сигнал о конце света… Это говорит о растерянности. Но важно подчеркнуть, что эта ситуация заставит часть человечества, которая способна обучаться и думать, многое поменять. Это безусловно.

– Хочется надеяться, что мы критически пересмотрим идеалы общества потребления и связанные с ним поведенческие эталоны. Сможем ли преодолеть потребительский подход? Возможно ли изменить эту идеологию, что для этого нужно?

– Начнём с того, что я придерживаюсь взглядов близких к фрейдистским о том, что глубинная суть человека опасна и антигуманна. Человек – это самое агрессивное существо на планете. Даже самые устрашающие хищники бьются за территорию, еду и самку. Человек бьётся за понты, за «идеи», за какую-то, якобы, справедливость.

Человек – это существо суперагрессивное и суперсексуальное. Животный мир в целом реализует свою секс-энергию – либидо – в определённые периоды и мотивирован биологией, продолжением рода. Человек давно мотивирован наслажденческой позицией и прочим. Человека, парадоксально представляющего главную опасность для самого себя, может «обезвредить» только культура. Именно она и сделала человека «сапиенсом». Это системы воспитания, ограничений, понятий о морали, о чести, о достоинстве, приличии, интеллигентности.

Если представить себе природу человека в виде «тортика», то девять десятых придётся на внутреннюю опасную суть человека, который тысячи лет убивал, грабил, насиловал. Руководствовался принципом эгоистического удовольствия. А сверху тортика лежит слой глазури – это и есть культура: представления о должном и невозможном, чести, достоинстве и прочем.

Отсюда вывод: разумное общество должно обращать самое пристальное внимание на происходящее с человеком и вокруг него: на искусство, образование, медицину, науку. На всё то, что в некоторых странах, включая нашу, отодвинуто на задний план. Иначе создаются условия для катастрофы. Недооценённый российский философ Мераб Мамардашвили ещё в XX веке говорил о приближении «антропологической катастрофы», и мы видим её наступление.

Примечание редакции: термин Мераба Мамардашвили «антропологическая катастрофа» рождается из его осмысления проблем современного варварства, одичания, которые побеждают цивилизационные нормы, законы и привычки. Под «антропологической катастрофой» он понимал «необратимые разрушения сознания», «последовательный ряд перерождений структуры исторического человека». Мераб Мамардашвили отмечал множество подтверждений наступления «антропологической катастрофы», которую он сам называл следствием быстрого распространения варварства в человеческом обществе, в том числе в странах, которые считаются наиболее развитыми и цивилизованными.

– Главная угроза исходит не от обсуждаемых на всех уровнях экономических и политических кризисов. Мераб Мамардашвили говорил: «Из любого экономического и финансового кризиса находится выход, антропологический кризис означает катастрофу». Сейчас мы видим насколько он был прозорлив.

Теперь об уроках нынешнего кризиса. Я надеюсь, что нынешняя ситуация сможет перетряхнуть содержимое черепов тех, кто сегодня реально принимает решения. Их долго увещевали философы, гуманисты, активисты, экологи, и толку не было. Сейчас я вижу такую возможность. Хотя бы потому, что ясно видно: попытка сепарации власть и деньги имеющих ото всех остальных – мы много слышим и читаем о формировании из силовиков и богачей класса новых дворян – не увенчается успехом. От вируса не отсепарироваться. Даже по дороге к частному самолету, на котором он захочет спастись из поражённой эпидемией страны, можно заразиться от личного шофера, пилота, повара, охранника, няньки. Мне кажется, такие простые угрозы достучатся до сознания тех, кто считает себя элитой и не желает вдаваться в проблемы общества.

Второй урок, который должен дойти до сознания достаточно большого количества людей: мы являемся частью грандиозной экосистемы. Переосмыслить кажущуюся аксиомой фразу «человек венец природы» или выражение «человек шагает как хозяин». Всё это, оказывается, очень условно. Очень!

В этом смысле для меня было очень показательно, и я был поражён необъяснимой злобой, с которой накинулись на Грету Тунберг. На неё ополчились даже люди продвинутые, интеллектуальные. Я не хочу обсуждать её поведение и то, что ей могли слегка манипулировать – это вечная история. Но ведь содержание, суть того, что она говорила, совершенно верны. Мы сейчас получаем последствия своего презрения, пренебрежения к природе. Человек может всё? Да? Ветер оборвал провода, вырубило интернет, и ты беспомощен.

Так что после эпидемии должен произойти пересмотр некоторых основополагающих принципов, которые мы наивно считали единственно верными. Мы едины с окружающей нас природой.

– Не поздно ли уже?

– Я знаю: если человечество все свои интеллектуальные, моральные, управленческие, финансовые силы бросает на решение проблемы, оно всегда добивается успеха.

Вот в Европе во многих городах стоят чумные столбы. Их ставили, когда думали, что с чумой пришёл конец света. Сегодня проблема решена. Та же история с холерой. СПИД называли чумой XX века и предрекали конец человечеству. Сегодня больной принимает регулярно определенные препараты и живёт сколько ему природой отмерено. Все эти напасти прошли, а человечество сохранилось.

– В разгар эпидемии некоторые страны Европы обсуждают срочный разворот в сторону зелёной экономики. Там считают, что мы и так постоянно опаздываем с реакцией на экологические вызовы, и эпидемия ещё раз это подчеркнула. Экополитики говорят: если мы сейчас опять только о вирусе и экономике будем говорить, после кризиса мы увидим, что опять опоздали с мерами, которые нужны для приведения общественных отношений в более устойчивое состояние.

– Согласен, но мне сложно оценить насколько адекватны те или иные сценарии такого разворота. К тому же мне кажется, что требовать подобного у нас бессмысленно.

Я не очень беспокоюсь за Голландию, Германию или Эстонию. Там есть гражданское общество, которое может себя защищать, и там можно обсуждать, решать проблемы, до которых у нас пока не доходят руки. А в России гражданские активисты воспринимаются как выскочки, которым больше всех надо.

– Если обратиться к назревшему объединению сил, то нужна идея, вокруг которой объединяться. Какая идея подходит всем? Идея экологического объединения за выживание, которое выглядит всё более проблематично? Возможна ли новая национальная идея, основанная на экологических принципах?

– Это даже не национальная, а общечеловеческая, мировая идея. А национальным будет, скажем так, ориентация на свою специфику. Разные страны по-разному продвинулись в этом смысле.

В России сложилось патерналистское государство. Человек продолжает идеологию родителей и дедов – чувствует себя крепостным, электоратом, но не гражданином. Когда мы говорим, что человек вял, глуповат – «моя хата с краю», «наверху лучше знают», «нам вождь нужен» – он не очень за это ответственен. Он просто продолжает линию предков. Так сложилось. Поэтому мы видим неудачи многих активистов, честных людей, которые не учитывают отличительные психологические черты нашего общества: патернализм и незрелость, детскость, инфантильность. Это надо понимать и соответственным образом подходить к своей общественной работе. Мы просто такие, какие мы есть.

Есть высокопоставленные образованные люди, которые всерьёз заявляют, что крепостное право – это одна их наших «скреп». Вот эти деятели несут личную ответственность за ситуацию, а Ивановы, Петровы, Сидоровы, зачуханые, замученные… которые нам бы сказали: «вы тут красиво выражаетесь, а у меня задача детей накормить»… Их корить трудно. Можно конечно ставить в пример Западную Европу, но надо понимать: когда у нас не так уж давно – в 1861 году – отменяли крепостное право, в Лондоне открылось метро.

– Вы как активно мыслящий гражданин поддерживаете какие-то экологические, градозащитные инициативы?

– Безусловно. Хотя не могу сказать, что я активист, который постоянно тратит на это время, силы. Делаю, что могу: выступаю в медийном пространстве, читаю лекции… Идеи экологических активистов мне, безусловно, близки, и я полагаю, что каждый на своем месте может сделать что-то хорошее. Совершенно необязательно всем участвовать в акциях Гринпис. Есть масса способов помочь природе, своему городу или посёлку.

– Самое время вспомнить про битвы вокруг уничтожения зелёных зон, которые идут по всей стране в крупных городах и небольших населённых пунктах. Много лет эта тема актуальна и для Санкт-Петербурга. Вы не так давно выступали за сохранение парка 300-летия Санкт-Петербурга. Почему?

– Как это ни банально, я вспоминаю слова: «зелёные насаждения, это наши лёгкие». Это говорилось, когда у нас ещё не было понятия мегаполиса. Москва им уже стала, Питер становится. Это неизбежно. Если на этом пути в мегаполис мы потеряем специфику города или его зелёные зоны, ничего хорошего в этом не будет.

Когда редкие в нашем городе скверы и парки, где можно вдохнуть и выдохнуть, под давлением больших денег превращаются в стройплощадку очередного «билдинга» всё внутри восстаёт.

Санкт-Петербург – один из уникальнейших городов мира, и недопустимо терять то, за что его во всем мире ценят и любят. Поэтому я был активным противником башни «Газпрома» на Охте. У меня было даже специфическое обращение к руководству страны: в силу своей профессии полечить инициаторов строительства, желающих воплотить свои комплексы в «фаллосе», нависающем над городом.

– В чём на ваш взгляд может быть повод для оптимизма? Он вообще есть?

– История показывает, что самые страшные события имеют и позитивную сторону. Для тех, кто умеет делать выводы и самообучаемы. Дичайший нацизм в Германии привел к тому, что в этом ведущем государстве Европы нацизм менее возможен, чем в других странах. Любое самое неприятное событие должно нести дидактический, нравоученческий смысл. И тут для меня самое любопытное: кто и как сможет сделать выводы из пандемии. Или мы опять десятки раз проколотыми ногами будем наступать на те же грабли? Принципиально и с исступлением?

Я всё же верю в разум, в человека.