Статья подготовлена специально для 65 номера издаваемого «Беллоной» журнала «Экология и право».

Особенности национального экодвижения

Экологическое движение России довольно заметно отличается от того, что можно видеть в странах Запада: у нас не столь сильно развито волонтерство (в России это явление, скорее, присуще крупным городам, но никак не глубинке), население крайне неохотно жертвует деньги некоммерческим организациям (что, кстати, является одной из основных причин, побуждающих экологические НКО заниматься поиском финансирования в других странах), а сами организации не очень охотно объединяются в партнерские сети и коалиции – даже в условиях беспрецедентно высокого давления со стороны государства.

Национальная специфика экодвижения во многом определяется его непростой и вовсе не безоблачной историей. Точкой отсчета в становлении отечественного движения за охрану природы принято считать 1805 год, когда с благословения императора Александра I было учреждено Московское общество испытателей природы, которое пережило Октябрьскую революцию и советскими властями было объединено с Обществом любителей естествознания, антропологии и этнографии (существовавшей также со времени Российской империи). Первой же непосредственно экологической организацией принято считать учрежденное в 1924 году Всероссийское общество охраны природы (ВООП). Но и здесь не обошлось без административного ресурса: организацию основали с санкции Народного комиссариата просвещения РСФСР, отведя ей функции «разработки научных вопросов сохранения и восстановления природных запасов».

В 1950-е годы ВООП было административно слито с массовым Обществом озеленения. Участие в нем было добровольно-принудительным, и формально «пополневшая» организация превратилась в квазибюрократическую структуру, работа которой свелась главным образом к подготовке научных заключений и активной переписке с госорганами (например, о создании новых особо охраняемых природных территорий).

Любопытный факт: уникальная система заповедников нынешней России и других постсоветских стран, перешедшая им в наследство от СССР и включающая огромное разнообразие природных зон, от Арктики до среднеазиатских пустынь, создавалась не в ответ на запрос со стороны общества (как это было в США с национальными парками), а благодаря лоббированию научных работников и таких объединений, как ВООП.

Первым же опытом «низового» эко­движения можно считать возникшую в 1960 году Дружину охраны природы (ДОП) биологического факультета МГУ – студенческое объединение, суть которого хорошо выразил в те годы один из его участников: «Мы не сажаем цветы, мы не озеленяем балконы – мы занимаемся охраной природы». ДОПовцы активно включились в общественно-инспекторскую работу: помогали лесникам, участвовали в антибраконьерских рейдах, следили за чистотой в местах массового отдыха граждан и т. д. Опыт студентов МГУ вскоре стал тиражироваться в других городах и вузах. Возникла первая в стране «зеленая» сетевая структура, которая строилась не по административной указке.

«Спусковой крючок» демократии

Интересно, что создание в СССР в конце 1980-х годов первой всесоюзной, полностью независимой от властей общественной организации – Социально-экологического союза (СоЭС) – тоже возникло фактически на базе студенческих дружин. И многие лидеры уже постсоветского экодвижения первый опыт «зеленого» активизма получили именно в ДОПах.

Собственно, и первые протестные голоса в защиту природы тоже раздались в СССР во многом благодаря движению Дружин охраны природы. Сопротивлялись безумному проекту по орошению земель Средней Азии путем переброски воды из сибирских рек, привлекали внимание к проблеме загрязнения Байкала и носившей в те годы массовый характер «новогодней» – а на деле круглогодичной – заготовке елок и сосен на природных территориях, пытались говорить и о многих других болезненных темах, поднимать которые в «стране победившего социализма» было, мягко говоря, непросто.

Вообще надо сказать, что в 1980-е годы, особенно во второй их половине, экологический протест стал первой легальной формой демократического протеста в СССР. От Прибалтики до Средней Азии экологические конфликты становились «спусковым крючком» общепротестных движений, выступавших в защиту перестройки, борьбы за экономическую независимость и т. д. В этом нараставшем протесте ковалась новая политическая элита.

Достаточно вспомнить, что, например, политическая карьера Бориса Немцова началась с его участия в конце 1980-х годов в кампании (кстати, успешной) против строительства Горьковской АЭС. И таких – больших и малых – экопобед было в те времена предостаточно.

Пожалуй, самая громкая победа конца 1980-х – остановка проекта канала Волга – Чограй, который планировалось прорыть в Калмыкии. Канал мог бы нанести чудовищный вред степным экосистемам и вызвал бы сокращение стока Волги в Каспийское море. В феврале 1989 года против строительства канала состоялась первая в СССР массовая (более 300 тыс. участников) синхронная акция протеста, которая прошла более чем в 100 городах страны (что, по нынешним меркам, с учетом доступных сегодня Интернета и других средств коммуникации, выглядит просто фантастически).

Тенденция отрыва

Впрочем, после того как Советский Союз развалился, все постепенно стало возвращаться на круги своя: многие политики, строившие свои протестные программы во многом на экологических проблемах, стали отходить от прежних позиций, накал экопротестной активности постепенно снижался, тему экологии в общественном сознании вытесняло выживание в условиях экономического кризиса.

Тем не менее на рубеже 1980-1990-х годов, вместе с появлением и развитием демократических институтов зародилось огромное количество экологических НКО, в том числе всероссийских (кроме уже упомянутого СоЭС в те годы появились также Гринпис России, WWF России, Центр охраны дикой природы, Союз охраны птиц России и др.). Основатели и тогдашние лидеры НКО активно взаимодействовали с властью, участвовали в разработке законопроектов (благодаря чему в России в начале 1990-х появилось одно из лучших в Европе природоохранных законодательств), заседали в различных советах, вели активную международную деятельность.

К примеру, известный ученый-биолог и общественный деятель Алексей Яблоков, будучи одним из основателей Гринпис России (на тот момент – Гринпис СССР) и Московского общества защиты животных, с 1991 по 1993 год являлся государственным советником по вопросам экологии и охраны здоровья, возглавлял Координационный совет по экологической политике при президенте Борисе Ельцине.

Однако в начале 1990-х, уже при тогдашнем «золотом веке» экообщественной активности, наметилась тенденция отрыва НКО от населения – практически вернулась советская ситуация, в которой общественные организации существовали «отдельно» от самого общества. По разные стороны этой пропасти оказались население, которое зачастую имеет весьма смутные представления о том, чем занимаются некоммерческие организации и для чего они вообще нужны, и НКО, которые, в свою очередь, иной раз не очень-то хорошо представляют, чем реально живут местные сообщества, и какие проблемы их в действительности волнуют.

И, кстати, примеры наиболее успешных экологических кампаний последних 10-15 лет лишь подтверждают эту тенденцию: большинство громких оборонительных побед «зеленого» сообщества недавнего времени связаны не столько с массовыми протестами, сколько с грамотной лоббистской работой, кампаниями публичного освещения проблемы или задействованием рычагов международного влияния.

Кабинетный активизм

Например, в 2006 году экологам-общественникам удалось достучаться до президента Владимира Путина и убедить его распорядиться о переносе подальше от Байкала строящейся трубы нефтепровода Восточная Сибирь – Тихий океан (ВСТО).

А в 2008 году, с подачи WWF России, Гринпис России и «Экологической вахты по Северному Кавказу» и также по распоряжению Путина, было решено отказаться от строительства вблизи границ Кавказского заповедника санно-бобслейной трассы, биатлонного комплекса и Горной Олимпийской деревни, которые планировалось построить в рамках подготовки Сочи к Олимпиаде-2014.

Коалиция НКО дала понять, что в противном случае будет добиваться от ЮНЕСКО включения объекта Всемирного природного наследия «Западный Кавказ» (частью которого является Кавказский заповедник) в перечень «Всемирное наследие под угрозой», в который организация вносит объекты природы и культуры, подвергаемые явной или потенциальной опасности в результате, например, неконтролируемого развития туристической инфраструктуры. Такое решение ЮНЕСКО не лучшим образом отразилось бы на имидже Олимпийских игр в Сочи. Олимпийские объекты в итоге построили в местах, где они не нанесли столь серьезного ущерба.

Характерно, что никакого массового протеста с требованием не трогать Кавказский заповедник в самом Сочи не было – все решилось в высоких кабинетах. На этом примере хорошо видна обратная сторона «кабинетного» экоактивизма: ситуация, в которой большинство граждан не имеют достаточной и объективной информации о деятельности некоммерческих организаций, создает благоприятную почву для пропаганды, демонизации и маргинализации НКО в подконтрольных властям средствах массовой информации – люди охотно готовы верить, что у них под боком действительно работают какие-то «иностранные агенты» и вредители. И это объясняет тот феномен, что многие известные и авторитетные экологические организации, попавшие в последние годы под репрессивный каток, практически не получили ни моральной, ни материальной поддержки от жителей тех регионов, права и интересы которых они защищали.

Обсуждая сложившееся положение, активисты, собравшиеся на конференции «Реальность и перспективы экологического движения в России», сошлись во мнении, что проблема номер один для современного российского экологического движения – это даже не давление со стороны государства, не затрудненные условия получения зарубежного финансирования, а пропасть недоверия между населением и «зелеными» НКО.

Вакцина от маргинализации

А вот как преодолевать эту пропасть – здесь у участников дискуссии не возникло единого мнения. Лидер Экологического центра «Дронт» Асхат Каюмов, например, полагает, что для того, чтобы сблизиться с народом, нужно активнее ходить в этот самый народ. «Постоянная работа «в поле», общение с людьми, притом с самыми разными, – это единственный источник иммунитета от маргинализации, – говорит Каюмов. – Нас могут называть как угодно – шпионами, агентами, но вот есть люди, которые нас знают не с экрана телевизора, которым мы помогаем, и которые говорят, что им плевать, что там про нас говорят в администрации».

Представитель Российского социально-экологического союза (РСоЭС) Алексей Григорьев и эксперт «Беллоны» по атомной энергетике Андрей Ожаровский, напротив, основное лекарство от маргинализации «сверху» видят в повышении экспертного уровня экологических НКО. По словам Ожаровского, для эффективного оппонирования атомщикам нужно говорить с ними на одном языке, обладать квалификацией: «…Для этого есть мы, готовые квалифицированно разбираться с проектными материалами, участвовать в слушаниях. Так мы зарабатываем авторитет у населения и ставим наших уважаемых оппонентов в такую позицию, что они не могут с нами не считаться».

Между тем симпатии со стороны населения – это вопрос не только имиджа, но и финансовой устойчивости некоммерческих организаций. В условиях, когда получать финансирование из-за рубежа становится сложно и опасно, встает вопрос о поиске средств внутри страны, но, как выясняется, если люди и готовы делиться деньгами с НКО, природоохранная деятельность в число тем, в первую очередь волнующих граждан, не входит.

Директор программ Гринпис России Иван Блоков привел неутешительные результаты социологических исследований. Например, по данным на март 2014 года, полученным в ходе опросов Левада-Центра, оценивавших масштаб различной общественной активности россиян, лишь 9% москвичей и 8% жителей других городов жертвовали деньги в благотворительный фонд или на нужды какой-либо некоммерческой организации в течение года. В среднем же по России эта цифра составила 6%.

Из общего ручейка экологическим НКО перепадает мизер. Исследования структуры пожертвований, проведенные в 2014 году российским Фондом поддержки и развития филантропии «КАФ» показали, что в основном деньги жертвуются на поддержку детей, помощь в чрезвычайной ситуации, а также религиозным организациям и людям, оказавшимся в сложной жизненной ситуации, взрослым, пожилым. На защиту окружающей среды отдавалось лишь 7% пожертвований. Основным барьером к развитию частных пожертвований в целом исследователи называют недоверие к НКО, добавляя, что снятие его возможно не столько за счет количества информации и разнообразия источников, сколько за счет ее качества и содержания: «Задача базового информирования об НКО решена. Необходимо делать следующие шаги по формированию лояльности к конкретным организациям и углублению понимания гражданами ценности работы некоммерческих организаций».

Впрочем, в исследовании 2016 года фонд отмечает положительные сдвиги: перечень приоритетных целей изменился мало, но «расширился спектр социальных проблем, на которые россияне жертвуют средства». Среди таковых и защита окружающей среды – 11% пожертвований. «Расширение палитры представлений россиян о том, какие проблемы нуждаются в решении, и готовность к поддержке ранее непопулярных тем говорят об успешности усилий НКО по продвижению их проблематики в обществе и об общем росте осведомленности граждан», пишут авторы. Всего, по опросам фонда, доля перечислявших деньги благотворительным организациям в течение года составляла 41% в 2014 году и 50% в 2015-2016 годах.

Конфликт поколений?

Другой важнейшей проблемой, с которой российское экодвижение сталкивается последние 10-15 лет – старение самого движения, притом в буквальном смысле этого слова. Молодежь – те, кому от 18 до 25 лет, – не очень активно идет в экозащитную сферу, особенно если речь заходит о протестной деятельности. Зато молодые люди готовы охотно участвовать в «неполитизированных» акциях, вроде экосубботников, раздельного сбора мусора, посадок леса и т. п. Здесь свои преимущества: сразу видимы результаты, можно участвовать не постоянно, а когда есть время и желание, нет никакой «чрезвычайщины», стресса и т. п. Это безопасно для самих активистов – за уборку мусора никто не убьет и не посадит.

В последние годы появилось немало организаций и движений, готовых удовлетворять спрос на подобные виды активности, таких как «Мусора.Больше.Нет», Зеленое движение ЭКА и других, делающих упор на вовлечение добровольцев. Они создают обширные волонтерские сети, о которых «протестные» НКО могли бы только мечтать. Это организации нового типа, умеющие сформировать из себя и своей деятельности узнаваемые и модные бренды и активно применяющие современные технологии и инструменты их популяризации (такие как social media marketing – продвижение бренда с помощью социальных сетей), и в этом плане они выглядят гораздо привлекательнее в глазах молодой аудитории.

Впрочем, говорить о каком-то «конфликте поколений» не приходится, и вот почему: в России, особенно в крупных городах, наблюдается ощутимый рост локальной гражданской активности, когда люди объединяются для защиты своего двора, парка, сквера, исторического здания, пригородной рощи и т. д.

В большинстве случаев местные инициативные группы вынуждены так или иначе идти на контакт со «старыми» НКО, работающими в их городе или регионе, и «старые» некоммерческие организации поневоле превращаются в этакие «сервисные центры» для активных граждан – оказывают им юридическую, экспертную поддержку, помогают находить выходы в СМИ.

С другой стороны, известна масса примеров, когда из местных инициативных групп, образовавшихся для решения конкретных локальных проблем, возникали устойчивые общественные движения и неформальные общественные объединения, а те, в свою очередь, начинали «дрейфовать» в сторону классических НКО. Яркий пример последних пяти-семи лет – организация «Экооборона Московской области», выросшая на волне движения в защиту Химкинского леса – громкой протестной кампании, у истоков которой стояла Евгения Чирикова, – и объединяющая теперь жителей Москвы, а также Химок, Долгопрудного, Лобни и других подмосковных городов и весей.

Точка входа

Другой, совсем свежий пример. В 2014 году краснодарские власти затеяли «улучшение эстетических качеств» главной улицы города за счет замены крупномерных деревьев – администрация, судя по документам, пришла к выводу, что у них «отсутствует эстетическо-декоративная функция» – на карликовые однотипные деревца. Первый же массовый спил «неэстетичных» зеленых насаждений вызвал бурю возмущения у горожан. Народ собрался на стихийную акцию, где родилась идея создать общественный комитет, который контролировал бы ситуацию с городской средой.

Прошло всего два года (и, кстати, остальные деревья на главной улице удалось отстоять – власти отказались от безумных планов), и из той группы обеспокоенных горожан возникла организация «Помоги городу», члены которой развили активную деятельность: они участвуют в работе над новым генеральным планом города, продвигают идею градоэкологического каркаса – комплекса мер для проектирования и поддержания экологически здоровой городской среды, и даже заложили в этом году первый в городе «народный парк» – созданную и поддерживаемую полностью на волонтерских началах зеленую зону в одном из спальных микрорайонов.

Иными словами, на традиционные общественные объединения (с уставом, формализованным руководством и т. п.) по-прежнему есть спрос, и он сохранится в обозримой перспективе. Однако самим НКО «старого типа» придется отходить от привычных моделей кабинетной работы.

То, что «зеленые» организации постепенно превращаются в инфраструктурные узлы гражданской активности нового типа – это несомненная тенденция, которую не могли не отметить участники дискуссии. Это именно то, что позволит со временем преодолеть существующую с советских времен пропасть между общественными организациями и собственно обществом – при условии, что сами НКО готовы меняться и перестраивать свою работу.

И, кстати, движениям, представляющим собой сообщества региональных и местных инициативных групп, вроде «Мусора.Больше.Нет» и ЭКА, здесь тоже отведена большая роль: они могут выступать (и фактически уже выступают) в роли своеобразных «кадровых агентств» для «зеленого» движения в целом.

«Участие в благих акциях вроде уборки мусора – для некоторых это может быть хорошая точка входа в «большую» экологию. Так бы человек вел обывательскую жизнь и вообще бы не задумывался о проблемах окружающей среды, а тут – пришел и заинтересовался, может, даже на всю жизнь. Просто не все готовы сразу заниматься протестной деятельностью», – говорит сопредседатель РСоЭС Виталий Серветник.

Нужна площадка

Современное отечественное экологическое движение представляет собой слоеный пирог: продолжают существовать «старые» организации типа ВООП, активно работают Гринпис России и WWF России, которые, не будучи российскими «брендами», по факту превратились в ведущие национальные экологические организации, существуют сотни региональных и межрегиональных экологических и экоправозащитных НКО – как зарегистрированных, так и не имеющих статуса юридического лица.

Проблемой этого пестрого сообщества является не только недостаточно высокая поддержка со стороны населения, но и слабая координация друг с другом. Особенно это заметно на фоне ситуации с законом об «иностранных агентах». В реестре «иностранных агентов» уже 26 организаций – от Сахалина до Калининграда, – имеющих отношение к защите окружающей среды, но приходится признать, что со стороны «зеленого» сообщества в целом почти не было слышно какого-либо протестного хора – ни совместных акций, ни петиций, ни бомбардировок Министерства юстиции и прочих органов гневными письмами.

Как признали участники дискуссии, отчасти это происходит из-за того, что «зеленым» в России не хватает площадок для общения, налаживания совместных действий (доходит до абсурда: иной раз лидеры российского экологического движения чаще видят друг друга на зарубежных конференциях, чем в России), а ведь экоактивистам необходима система взаимного оповещения и взаимопомощи, особенно актуальная для тех, кто находится под угрозой уголовного преследования – им нужно знать, куда сообщить о своей беде и где попросить помощи.

В 1990-е и начале 2000-х такой площадкой был Международный социально-экологический союз (МСоЭС) – тот самый, что был основан в конце 1980-х годов как СоЭС и который после распада СССР, став «Международным», объединил под своим брендом десятки организаций из России и стран СНГ, а также дальнего зарубежья. Организация фактически прекратила существование после 2010 года, во многом из-за разногласий между ее участниками. В некотором смысле преемником МСоЭС на территории нашей страны стало его российское крыло: РСоЭС является юридическим лицом, регулярно проводит встречи своих членов, ведет несколько проектов. Но о нем почти ничего не слышно не только на широкой публике, но и внутри самого же «зеленого» сообщества.

Таким образом, говорить о какой-то единой коммуникационной и координационной площадке экодвижения пока не приходится, и большинство организаций вынуждено полагаться на свои силы – в том числе защищаясь от давления государственных структур и нечистого на руку бизнеса. К счастью, экологам-общественникам готовы оказывать помощь правозащитные организации, которые специализируются на защите общественных активистов или имеют такие программы – например, независимое профессиональное объединение юристов «Клуб юристов третьего сектора» (Клуб юристов НКО), – где могут оказать юридическую помощь, проконсультировать в правовых тонкостях взаимоотношений с государственными структурами. Есть также организации, готовые консультировать в вопросах информационной и коммуникационной безопасности – такие как проект по развитию сотрудничества между НКО и IT-специалистами «Теплица социальных технологий» или возглавляемое адвокатом Иваном Павловым неформальное объединение юристов и журналистов «Команда 29» и др.

В том, что экологическое движение в России переживает непростые времена, виноваты не только внешние обстоятельства, но и «болезни трансформации»: время диктует некоммерческим организациям необходимость перемен, переформатирования своей работы, пересмотра прежних подходов к работе с населением, но не все это понимают, и не все хотят меняться. Обстановка в стране, безусловно, когда-нибудь изменится, и работать станет легче, но «зеленое» движение уже никогда не будет прежним.

16 января 2017 года Санкт-Петербургская общественная организация Экологический Правозащитный центр «Беллона» внесена Министерством юстиции РФ в реестр «некоммерческих организаций, выполняющих функцию иностранного агента».