О зелных технологиях и о работе института в целом наша беседа с доктором кафедры биохимии Борисом Рябчинским.   

Лучшие умы

— Борис, несколько слов об институте…

— Хаим Вейцман – первый президент Израиля, и одновременно ученый-химик с мировым именем,  – однажды сказал,  что страна не может существовать без научных разработок. Природных ископаемых в Израиле нет, но есть мощный человеческий ресурс — мозг. И в 50-ые годы, когда государство только становилось на ноги, институт, основанный Вейцманом в 1944 году, уже котировался, как один из ведущих мировых институтов фундаментальных исследований в области естественных и  точных наук. Здесь по-прежнему работают лучшие умы, ведутся исследования в области химии, физики, математики, медико-биологических, компьютерных наук.     

Вместо пластикового пакета — мокрое место

— Чем занимаетесь вы?

— В фокусе внимания моей группы — организация молекул в воде. Мы достаточно успешно работаем в направлении Water Best Materials. Вода – функциональный, структурный элемент. Организация молекул в воде может привести к  получению очень интересных биологических систем. Причем, с качествами, превосходящими естественные материалы. К примеру, у нас есть несколько новых направлений, например, Water Best Plastic, в рамках которых мы получаем пластик, основанный на воде. Он может быть пластичным или твердым, как дерево, в зависимости от заданных свойств. При этом все эти материалы адаптивны, то есть могут изменяться в зависимости от программы, которую мы заложим. Скажем, такой пластик можно запрограммировать на разложение, то есть через заданное время он может превратиться в воду.   

— И это прямое решение проблемы замусоривания планеты?.

— Да, это самые настоящие «зеленые» технологии, которые основаны на нано-методах. Наше последнее достижение – использование мембран, которые организуются в воде, и могут разделять нано-частицы или белки, после  чего мы  можем эти мембраны  растворить и создать заново. Эти исследования называются Recycling Material.

В будущем мы предполагаем двигаться в сторону солнечной энергии. Мы хотим создать новую, еще не существующую концепцию преобразования солнечной энергии в электроэнергию. Это не традиционная батарея, не краска, а нечто новое.

Солнечные топливо и краска 

— О какой краске идет речь?

— В Институте развивается проект Solar Paint — солнечная краска. Такую краску достаточно  нанести на поверхность предмета, и он тут же превращается в солнечную батарею. Пока это изобретение в стадии разработки, и не очень эффективно, но в принципе такая идея существует и у нее все впереди. 

Не менее интересен, на мой взгляд, проект Solars Fuel – солнечное топливо.  Под воздействием лучей  солнца из воды и углекислого газа, которые существуют вокруг  нас в колоссальных количествах, можно получить метанол, то есть жидкое топливо. Оно немного хуже бензина. Тем не менее, машина будет ездить, производя опять–таки воду и СО2, которые  можно будет вновь помесить в реактор и вновь произвести топливо.

Эти исследования также на начальном этапе, ее авторы надеются через 10 лет получить работающую систему.

— Ведутся ли подобные разработки в других странах?

 — Разработки ведутся во всем мире, это одна из самых горячих областей науки. Вчера в нашем институте был гость – глава Международного консорциума солнечного топлива, который занимается привлечением международных научных групп к решению этой проблемы. Осуществление технологии освободит человечество от углеводородной зависимости.

Сама себе кормилица

— Борис, в России фундаментальная наука – в состоянии выживания. Откуда берет финансирование институт Вейцмана?  

 — Годовой бюджет института, составляющий 200 миллионов долларов США, на треть состоит из частных пожертвований, на  треть — из госдотаций, на оставшуюся треть — из грантов, предлагаемых разными источниками. Кроме того, существует такой источник, как эндаумент, основу которого составляют банковские проценты от патентов и средств, полученных от реализации разработок института. К слову, эти проценты больше, чем в других институтах страны.

Скажу больше – в каждом департаменте Института имеются внутренние фонды, из которых ученый может получить деньги  в результате внутреннего соревнования. С точки зрения финансовой, дело у нас поставлено лучше, чем в других вузах.

— Но как фундаментальная наука может зарабатывать? Ваши исследования не носят прикладного характера. 

— В науке конкурируют два подхода. Первый — нужно делать только полезные вещи, второй — нужно развивать фундаментальное направление. Но если не развивать фундаментальное, невозможно будет понять все  остальное! Здесь нужен баланс.

Вместе с тем, проводя исследования, наши ученые открывают вещи, которые, улучшая качество жизни людей, начинают пользоваться огромным спросом. Именно таким изобретением стал препарат копаксон, разработанный профессорами Михелем Села и Рут Арнон. Занимаясь экспериментальными исследованиями в области биологии, они заметили, что некое вещество на 80% снижает число рецидивов у больных рассеянным склерозом.  Сегодня этот препарат приносит Институту огромные доходы.  

— То есть фундаментальная наука может быть самой себе кормилицей?

— Получается так. В Институте еще в 1959 году была создана  компания «Йеда» (знание), занимающаяся внедрением разрабатываемых технологий. Она и занимается патентами. Наши мембраны «Йеду» также заинтересовали, и ее менеджеры пытаются найти производственный сектор, которому наша разработка жизненно необходима. 

А вообще человечество живет сегодня в каменном веке, очень много чего сжигая, уничтожая природные ресурсы, конфликтуя из-за доступа к месторождениям, вплоть до военных действий. Пройдет еще немного времени, и это уйдет в прошлое. Для 21 века это — не элегантный подход…