News

Cтарая электростанция на ископаемом топливе должна была заменить Железногорский плутониевый реактор

Опубликовано: 05/09/2002

Автор: Чарльз Диггес

Одним жарким утром в начале июля, около Сосновоборской теплоэлектроцентрали появились три укладчика кирпича. Позвякивая мешками для инструментов, накинутыми через плечо, они направились в сторону ТЭЦ — на работу.

но теперь уже сама почти превратилась в ископаемое

Эти трое, вышедшие в жаркий июльский день на работу на недостроенной электростанции на органическом, топливе, расположенной примерно в 15 километрах от Железногорского Горно-химического комбината (ГХК), сказали корреспонденту Bellona Web, что они, скорее всего, будут — как и были уже много месяцев — единственными рабочими, которые появятся на этой стройплощадке. Отказавшись назвать свои имена — рабочие сказали только, что «приехали из Средней Азии», — они спокойно добавили, что работают без каких-либо документов или контрактов, и очень смутно представляют себе, строительством чего именно они занимаются.


«Примерно раз в два дня приходит кто-нибудь и платит нам за работу, дает водку и несколько рублей», — сказал один рабочий, самый старший из трех, объясняя позвякивание, доносящееся из его сумки.


«Потом мы начинаем работать, с кирпичом и раствором, строим какую-то стену, но мы не знаем, для чего она, потому что у нас нет никаких чертежей».


Электростанция на органическом топливе находится на стадии строительства уже более десяти лет. Но, согласно планам, на ТЭЦ из Департамента энергетики США скоро должно поступить дополнительное финансирование, с тем, чтобы рабочие могли завершить строительство и начать выработку электричества и тепла для закрытого атомного города Железногорск, который пока что переживает суровые сибирские морозы с помощью атомного реактора, предназначенного для производства оружейного плутония. Сам реактор уже запланировано вывести из эксплуатации через четыре года.

Давление со стороны Минатома
–>
В конце июля, в Железногорск нанесла торжественный визит делегация чиновников из российского Министерства атомной энергии (Минатома), в которую вошли первые заместители министра атомной энергии Михаил Солонин и Владимир Виноградов. Виноградов сказал, что Железногорск является «одним из самых проблематичных предприятий Минатома».


Проблемы, как сказал Виноградов, согласно новостному агентству «РИА-Новости», проистекают из необходимости провести конверсию городской промышленности и закрыть те цеха, где производится ядерное оружие, при этом не теряя научной целесообразности и жизнеспособности комбината.


Настолько же важна задача по завершению строительства сухого хранилища отработанного ядерного топлива (ОЯТ) при Железногорском предприятии РТ-2, сказал Виноградов, практически уничтожив этим высказыванием последние сомнения в том, что вызвавшая столько противоречий и протестов идея импорта ОЯТ в страну скоро станет неотъемлемой — и реальной — частью российского ядерного ландшафта.


«Этот город должен сохранить свою научную значимость в ядерных кругах», — сказал Виноградов, согласно новостному агентству «Интерфакс». Для того, чтобы эти намерения действительно осуществились, он распорядился, чтобы администрация Железногорского комбината в ближайшее время представила ему на рассмотрение доклад о предполагаемом развитии Железногорской промышленной инфраструктуры на следующие 20 лет, сообщило агентство «РИА-Новости».


Предположительно, это развитие начнется со скорейшего завершения — при помощи обещанной Департаментом энергетики США финансирования — строительства и переоснащения Сосновоборской ТЭЦ.

Давление со стороны американцев
Вариант построения для Железногорска абсолютно новой электростанции на органическом топливе, вместо переоснащения старой, уже был, согласно американским чиновникам из Департамента энергетики, предложен российской стороной. Но как говорит Анатолий Мамаев, представитель Железногорского Гражданского Центра за Ядерное Нераспространение, «время уже подпирает, и поэтому вопрос [о том, где построить электростанцию на органическом топливе] нужно решать очень быстро — иначе американцы могут не дать нам денег на строительство».


«Они уже предупреждали нас один раз», — сказал Мамаев в интервью корреспонденту Bellona Web.


Получается, что, с точки зрения логики, самым оптимальным вариантом — в пользу которого, согласно репортажам средств массовой информации, уже сделал свой выбор и местный строительный субподрядчик «Главспецстрой» — оказывается та самая недостроенная махина, расположенная за пределами Сосновоборска, в 15 километрах от закрытого ядерного городка.


Откуда такая спешка? Дело в том, что Железногорский плутониевый реактор к 2006 году должен быть выведен из эксплуатации, в соответствии с соглашением о нераспространении ядерного оружия, заключенным между Россией и Соединенными Штатами, которые уже закрыли все 14 собственных плутониевых реакторов, имевшихся в стране.


У России есть еще два плутониевых реактора, оба расположены в городе Северск, неподалеку от Томска, в Центральной Сибири, и их закрытие также планируется провести в 2006 году. Общий объем производства всех трех реакторов составляет 1500 килограмм оружейного плутония в год. Северск тоже должен получить электростанцию на органическом топливе, которую построят в городе на деньги Департамента энергетики США.


Однако в течение десяти лет с начала строительства, пока страна пыталась пробраться сквозь тягучие как болото экономические реформы, строительные работы на Сосновоборской ТЭЦ продвигались весьма медленно, и перед Департаментом энергетики встает довольно тяжелая задача, если американцы хотят действительно сдвинуть строительство с мертвой точки.


Сооружение электростанции началось в середине 1980-х годов, когда было решено предоставить ядерному городу дополнительный источник электричества и тепла, на случай, если плутониевый реактор потребуется — для рутинной профилактики либо по причине нештатной ситуации — вывести из эксплуатации, и закрытый сибирский городок окажется в темноте и холоде. Однако после распада Советского Союза в 1991 году финансирование строительства практически сошло на нет, а сами строительные работы велись урывками и сколько-нибудь значительного результата не давали.

Кому принадлежит электростанция?

f05b351ceca869f332c7a988f94c2bc3.jpeg

Помимо других проблем, нерешенным остается вопрос, в чьей ответственности находится Сосновоборская ТЭЦ, и кто платит «зарплату» тем трем рабочим, с которыми удалось поговорить корреспонденту Bellona Web. Пресс-секретарь нового субподрядчика, «Главспецстроя», который пока еще не начал работу на объекте, сказал, что его организация этим рабочим не платит, а представитель предприятия «Бехтель», американской строительной фирмы, которая занималась большинством строительных проектов под эгидой программ по нераспространению ядерного оружия, проводимых Соединенными Штатами за последние десять лет, также сказал, что им неизвестно о том, что на площадке, выделенной под ТЭЦ, вообще проводятся какие-то работы.


Однако, согласно различным экологическим организациям в Москве и Сосновоборске, строительство электростанции осуществляется под надзором Минатома, а рабочие, как, впрочем, и активисты, посещавшие недостроенное здание ТЭЦ, говорят, что на площадке и вокруг нее повсюду можно увидеть вывешенные Минатомом знаки, предостерегающие посторонних о проводящихся на объекте строительных работах.


Один сосновоборский активист-защитник окружающей среды — точнее, единственный активист-эколог в этом городе, Евгений Спирин — утверждал в интервью корреспонденту Bellona Web, что строительство электростанции находится под контролем Минатома, который, с самого момента закладки первого камня, использовал этот объект как средство для отмывания денег.


«За то время и за те деньги, что они потратили, чтобы построить одну треть этой ТЭЦ, для Железногорска можно было бы построить четыре электростанции на органическом топливе», — сказал Спирин. «От Минатома невозможно получить информацию ни о том, когда строительство электростанции завершится, ни о том, по каким экологическим стандартам она будет работать — ничего».


Но Николай Шингарев, начальник управления Минатома по взаимодействию с органами государственной власти и информационной политике, сказал, что Спирин и другие экологи «слышат звон, да не знают откуда он», и опроверг информацию о том, что какие-либо работы, проводящиеся сейчас на территории электростанции — какими бы скромными они ни были — проводятся под руководством Минатома. Впрочем, он сказал корреспонденту Bellona Web, что когда строительство только началось, в середине 1980-х годов, Минатом вложил довольно значительные средства в электростанцию, которая должна была служить дополнительным источником электроэнергии для атомного города.


«Это невозможно, чтобы электростанция не находилась бы ни подо чьей ответственностью», — сказал Шингарев. «Такого просто не бывает — это государственное предприятие. Здесь надо просто разобраться, какой именно правительственный орган отвечает за нее».


Шингарев также отмел все обвинения Спирина относительно отмывания денег.


Мамаев сказал, что основная часть расходов, которые потребовались на начальном этапе строительства, была покрыта финансированием, выделенным из регионального бюджета Красноярского края — предположительно, при помощи дополнительных средств, поступивших из федеральных фондов и фондов Минатома, упомянутых Шингаревым.


Мамаев добавил, однако, что с самого начала строительства вокруг электростанции возникли и до сих пор не утихают споры по поводу того, кто же будет получать прибыль с доходов, приносимых вырабатываемым станцией теплом и электричеством — изначально на нее претендовали Железногорск, администрация Красноярского края, тогдашнее Министерство энергетики и канувший в Лету после распада Советского Союза государственный орган «Средмаш», на месте которого возник Минатом.


Спирин сказал, что он обращался и к администрации Железногорска, и к властям Красноярского края, пытаясь найти информацию о том, кому юридически принадлежит электростанция, но в обоих случаях по всем вопросам его отсылали опять же к Минатому — хотя, добавил Спирин, ни один из представителей властей, с которыми он разговаривал, не был полностью уверен, что Минатом — это то самое место, где он мог бы получить сведения о ТЭЦ.


Тем временем, на самой ТЭЦ, пожилой рабочий из той троицы, которую явно наспех и без особого разбору собрали для строительства электростанции, сказал, выступая как бы импровизированным пресс-секретарем для своих случайных коллег, что их рабочий день заканчивается, когда заканчивается водка или когда становится слишком жарко, чтобы продолжать. «Кажется, как будто работаем при советской власти», — улыбнулся он, сверкнув золотым зубом, и направился к покосившейся калитке, в сторону запрещенной зоны, добавить еще пару килограммов раствора на сооружаемую непонятно зачем стену.

Наследство для Департамента энергетики
Очевидно, что такое отношение к работе не останется без внимания Департамента энергетики в 2003 году, когда проект закрытия трех оставшихся в России плутониевых реакторов перейдет под его ответственность, и департамент приступит к целенаправленному использованию той части 49 миллионов долларов, выделенных правительством Соединенных Штатов из государственного бюджета на «Программу уничтожения российского комплекса по производству оружейного плутония», которая предназначается для переоснащения ТЭЦ. Сам проект по завершению строительства электростанции оценивается в 14 миллионов долларов.


Но помимо необходимости разобраться с явной путаницей вокруг того, кому же принадлежит контроль над электростанцией, в наследство Департаменту энергетики также достается проблема, с которой уже десять лет мучаются сотрудники программы «Совместное Сокращение Угрозы» (CTR), проводимой под руководством Департамента Обороны США.


Согласно изначальному плану, разработанному Департаментом обороны и его программой CTR, реакторы должны были пройти так называемую «конверсию активных зон», процесс, который переоборудовал бы реакторы таким образом, чтобы они перестали вырабатывать огромные количества оружейного плутония. Но, как говорят некоторые бывшие сотрудники Администрации США, программе CTR не хватало для осуществления этих планов ни компетентного руководства, ни крепкой научной основы.


Все три оставшихся в России производящих плутоний реактора — каждый из которых работает уже примерно 34 года — являются прототипами печально известной по взрыву на Чернобыльской АЭС энергоблоков с реакторами типа РБМК каковое обстоятельство может привести весь проект по конверсии активных зон плутониевых реакторов прямой дорогой к ядерной катастрофе. По причине невыполнимости проекта конверсии активных зон реакторов Департаменту энергетики США, по всей вероятности, перейдут еще 75 миллионов долларов из нерастраченных средств, предназначавшихся Департаментом обороны для провалившегося проекта, которые Департамент энергетики сможет потратить в следующем году на проект закрытия трех плутониевых реакторов. В целом, таким образом, в 2003 году Департамент энергетики, возможно, получит под этот проект 124 миллиона долларов.

Реакция Железногорска

d3fa0f9e2d0e2d3cdf2ec6d3da86ccf5.jpeg

Помимо прочих проблем, Департамент энергетики может также столкнуться с возмущением жителей города, у которых только что практически отобрали единственный источник доходов. Потеря реактора и радиохимических заводов, где отработанное на реакторе ядерное топливо перерабатывается в оксид оружейного плутония, обернется, как сказал начальник отдела общественных связей администрации Железногорска Эдуард Завдугаев, «серьезными изменениями в сфере трудоустройства» для города, где жизнь большинства из его 90 тыс. обитателей в той или иной степени зависит от химического комбината.


«Если бы в нашем городе в прошлом году было проведено голосование по поводу того, закрывать ли реактор, более пятидесяти процентов сказали бы «нет»», — яростно доказывал Завдугаев шестидесяти участникам анти-ядерного палаточного городка протеста, устроенного экологами в начале июля около Железногорска.


«Мы вынуждены закрывать этот реактор, а этот реактор поставляет тепло в наш город, то есть, нам придется строить ТЭЦ или замерзать».



Он добавил, однако, что многие жители Железногорска настроены против строительства ТЭЦ не столько по причине нестабильности, которую внесет этот проект в сферу трудоустройства закрытого города, сколько из опасений экологического порядка.


«Нас заверили, что ТЭЦ будет построена в соответствии с современными стандартами и с использованием самых разных современных технологий, но факт остается фактом, что это все-таки станция на органическом топливе, с выхлопными трубами, которые своим дымом будут загрязнять окружающую среду», — сказал Завдугаев участникам лагеря протеста.


«Так что следующий вопрос — это как мы будем жить», — продолжил он с горечью в голосе. «На данный момент в городе больше нет никакого другого источника тепла или электроэнергии [помимо плутониевого реактора]. Многие из нас против его закрытия — но дальнейшее зависит от властей и от того, что они хотят».

Гонка за ОЯТ
Однако позднее в интервью корреспонденту Bellona Web Завдугаев был настроен гораздо более оптимистично, а такое резкое изменение тона — от гневно-обличительной речи с общественной трибуны до спокойных рассуждений в частной беседе — может объясняться только одним: доходами от хранения ОЯТ на Железногорском хранилище РТ-2, планы по получению которых с таким нетерпением строят бюрократы в администрации Красноярского края.


«Мы не рассматриваем закрытие реактора как какую-то катастрофу или вмешательство в наш жизненный уклад, но скорее, как изменения в инфраструктуре города в смысле его промышленного назначения», — сказал Завдугаев.


«Да, реактор будет закрыт, но нам также понадобятся высокопрофессиональные ученые-ядерщики, которые будут контролировать работу проектируемого сейчас хранилища расщепляющихся материалов», — сказал он, имея в виду планы по завершению строительства временного хранилища РТ-2 в Железногорске.


«Нам также нужны квалифицированные специалисты по работе с атомными реакторами — такие специалисты у нас уже есть — чтобы наблюдать за плутониевым реактором еще 50 лет, пока радиация в реакторе не снизится до такого уровня, при котором его будет безопасно демонтировать. Если посмотреть на ситуацию в этом свете — плюс учитывая планы по импорту ОЯТ — закрытие реактора дает нам стабильные рабочие места на десятилетия вперед».

РТ-2
Министр атомной энергии Александр Румянцев сказал на недавней пресс-конференции, что предприятие РТ-2 будет, в конечном итоге, вмещать около 80 тыс. тонн расщепляющихся ядерных отходов. Такое утверждение противоречит, однако, высказываниям других чиновников из Минатома и Железногорска, которые предполагают, что временное хранилище ОЯТ сможет принимать до 33 тыс. тонн отходов.


Но оставим в стороне математические огрехи. Минатом предлагает запросить один миллиард долларов за хранение 2000 тонн ОЯТ иностранного производства — такая дешевизна, по словам Румянцева, также значительно ослабит позицию основных конкурентов России на этом рынке — которые будут содержаться в сухом хранилище РТ-2, а тем временем Минатом будет вкладывать прибыль, полученную от контрактов по импорту этих отходов, в свои планы по выведению из кризиса полуразрушенной инфраструктуры российской перерабатывающей ядерной промышленности.


Хранение ОЯТ означает большие денежные дивиденды, как для Железногорска, так и для всего Красноярского края в целом, администрация которого получит несколько миллионов долларов за согласие принять отходы на своей территории.


В своем интервью Bellona Web Завдугаев даже перечислил те области экономики Железногорска, которые могли бы подняться за счет этих денег — и благодаря именно той самой электростанции на органическом топливе, о проекте которой он говорил с таким осуждением еще буквально несколько минут назад, называя его экологическим риском и настоящей бедой для жителей города.


«По мере завершения программы [закрытия] реактора, мы планируем проводить эксперименты с применением плутония и урана в топливе для космических аппаратов — как это делает НАСА», — сказал он. Комментарии по поводу конкретно этих планов Минатом дать отказался.


«Наши научные силы, наши специалисты, будут полностью обеспечены работой, но вот этого как раз и не понимают все эти «зеленые». Они слышат разговоры об ОЯТ и плутонии, и тут же бьют тревогу. Да у нас уже есть примерно 3000 тонн ОЯТ на хранении [в РТ-2], и они не представляют никакой опасности ни для кого. Ни для кого».

«Общая» забота
Если и есть какие-то точки соприкосновения между независимыми активистами, такими как Спирин, и работающими за зарплату представителями ядерной индустрии, такими как Завдугаев, то это обеспокоенность по поводу дальнейшего загрязнения окружающей среды, еще одним источником которого станет ТЭЦ, когда начнется эксплуатация станции.


Притом, что слова Завдугаева о потенциальной опасности загрязнения, исходящего от ТЭЦ, кажутся скорее неким риторическим приемом, который он в споре о необходимости закрытия реактора употребляет в качестве аргумента против позиции экологов, нежели действительно проявлением озабоченности состоянием окружающей среды, Спирин также выразил тревогу в отношении этой проблемы в одном из интервью, данных корреспонденту Bellona Web.


«ТЭЦ строится по старым чертежам, с применением старых методов, и есть большой риск, что территория вокруг станции подвергнется серьезному ущербу в результате загрязнений, исходящих от дымовых труб, выхлопы из которых как лавиной накроют пеплом все окружающие леса», — сказал Спирин.


«Что же касается планов Департамента энергетики США, то здесь возможно все, что угодно — если они проведут переоснащение станции согласно [современным] экологическим стандартам, то я могу только приветствовать такой план. Но я не думаю, что их план по достройке старой станции сильно нам поможет, если они предпочтут держаться старых чертежей, что они вполне могут сделать, если для них настолько важно, чтобы работа была закончена в срок, до 2006 года».