В понедельник Галина Морозова отправилась в СИЗО Владивостока на свидание со своим мужем Григорием Пасько, чтобы вместе отпраздновать его день рождения. С телефонными трубками в руках, смотря друг на друга через толстые зарешеченные стекла комнаты свиданий, они поговорили о том, что ему уже сорок — солидная дата. Она показала ему письма, переданные его друзьями и сторонниками и уже вскрытые и прочитанные сотрудниками Федеральной службы безопасности.

Вскоре подошел к концу час, отведенный на положенное раз в месяц свидание, и она вернулась домой, к своим сыновьям, восемнадцати и трех лет, и продолжила дело, которым она должна заниматься каждый день — поддерживать видимость нормальной жизни. Позже вечером, когда друзья позвонили узнать, как чувствует себя Григорий, ФСБ включила прослушку и тоже узнала об этом.

Тридцатидевятилетняя Галина стоически переносила это мелкое домогательство, начиная с 1997 года, когда секретные службы впервые обратили внимание на ее мужа, проводившего журналистское расследование деятельности российского Тихоокеанского флота, командование которого ответственно за безалаберное обращение с радиоактивными отходами. После пяти лет слежки, она почти перестала обращать на это внимание.

«Они нас не преследуют… [но они] держат нашу семью под контролем — держат моего сына под контролем, и меня тоже», — сказала Галина в интервью с Bellona Web во вторник в Москве. В ее словах не слышится страх — только убеждение, что жизнь ее близких продолжается независимо от того, какие препятствия чинит им государство.

И в самом деле, Галина не производит впечатления женщины, доведенной до отчаяния положением, в котором оказалась ее семья. Наоборот: в каждой фразе, произнесенной ею тихим, спокойным голосом, чувствуется абсолютное самообладание. Она — вовсе не жертва государства, сбивающего с толку, унижающего своих граждан. Скорее, она — человек, знающий, что такое нормы порядочного поведения, человек, чьи личные принципы были оскорблены, и грубое повседневное вмешательство властей вызывает в ней только четкое, хорошо осознанное неприятие.

Двадцать пятого декабря муж Галины, военный корреспондент владивостокской газеты «Боевая вахта», был признан военным судом Тихоокеанского флота виновным в государственной измене и приговорен к четырем годам в исправительной колонии строгого режима за посещение заседания военно-морского начальства и хранение записей, сделанных им во время заседания.

По утверждениям ФСБ, Пасько намеревался передать полученные записи, якобы содержащие данные о секретных военно-морских маневрах, японским средствам массовой информации — хотя факт этой передачи не установлен. Как можно установить то, чего не было?

Тремя годами раньше тот же суд признал Пасько виновным в злоупотреблении должностными полномочиями за сотрудничество с японскими журналистами и приговорил к 3 годам лагеря. Но Пасько был отпущен в зале суда по амнистии. Григорий не считал себя виновным и подал апелляцию. Протест был подан и прокуратурой Тихоокеанского флота. В ноябре 2000 года военная коллегия Верховного суда отменила приговор в виду неполноты судебного следствия и направила дело на новое рассмотрение в тот же суд, но в ином судейском составе.

Начался новый процесс, который закончился обвинительным приговором. Пасько был обвинен в государственной измене. Как утверждают адвокат Пасько, «Беллона» и правозащитные организации по всему миру, дело было сфабриковано ФСБ. Более того, в его основе лежат два приказа Министерства обороны — один из которых был отменен Верховным судом на прошлой неделе, а второй признан на том же заседании Верховного суда не порождающим правовых последствий.

В конце мая или начале июня Верховный суд рассмотрит жалобу Пасько на последний приговор. После вынесения приговора в декабре прошлого года высокопоставленные государственные лица — в особенности, спикер Совета Федерации и сторонник президента Владимира Путина Сергей Миронов — выступили с заявлениями, выражающими несогласие с вердиктом суда и начали намекать на возможность помилования в отношении Пасько.

Как говорит Галина, вскоре им было сделано предложение попросить помилование.

«Мы могли подать прошение о помиловании — нам дали понять, что такое прошение будет подписано и его отпустят на свободу», — сказала она.

Учитывая обстоятельства, в которых сейчас находится семья Пасько, хочется думать, что согласие принять предложение о помиловании было бы простым решением: Галина одна держит на своих плечах заботу о двух детях — восемнадцатилетнем Руслане, сыне от предыдущего брака, и трехлетнем сыне ее покойного брата. Ее рабочий день в частной фирме начинается рано утром и заканчивается поздно вечером, а зарплата и время не безграничны.

Что касается Пасько, то перед ним встала угрожающая перспектива провести четыре года в колонии, общаясь с болеющими открытой формой туберкулеза сокамерниками, получая на обед выворачивающую желудок порцию похлебки, борясь за все ухудшающееся здоровье — и терзаясь в свободные от всего этого часы осознанием, что сидишь по надуманному обвинению.

Но когда они оказались перед выбором, принять ли возможность испросить у правительства милости в обмен на свободу, говорит Галина: «Разговор об этом не был длинным и трудным, мы сошлись в наших мнениях — помилование нам не подходит».

«Это было наше совместное решение: просить помилования — значит признать свою вину. А если человек ни в чем не виновен, то как он может просить помилования?»

После того, как в декабре Пасько во второй раз посадили в тюрьму, организация «Эмнести Интернэшнл» назвала его «узником совести» — он оказался вторым русским, после исследователя «Беллоны» Александра Никитина, получившим этот статус с тех пор, как развалился Советский Союз, и третьим после Андрея Сахарова.

Кроме того, различные наиболее влиятельные представители западной прессы — такие как «Нью-Йорк Таймс», «Вашингтон Пост» и «Уолл Стрит Джорнал» — все выступили против декабрьского обвинительного приговора с обличительными редакционными статьями. Все это привлекло к делу Пасько внимание всего мира, сравнимое в последние годы по размаху только с вниманием, оказанным делу Никитина, которому пришлось сражаться с теми же самыми приказами Министерства обороны после того, как он раскрыл глаза общественности на практику халатного обращения с радиоактивными отходами на Северном флоте. Никитин был оправдан судом в 1999 году.

Но осознание собственной знаменитости не по душе ни Галине, ни ее мужу, и она отказывается считать своего мужа спасителем или мучеником. «Я не считаю его героем. И он не считает себя героем», — сказала она. «Разве это героизм — добросовестно выполнять свою журналистскую работу?»

Закрывать глаза на проблемы, которые он исследовал и о которых писал статьи, говорит Галина, значило бы пойти на сделку со своей совестью. Этого он сделать не мог.

«Героизм ли это? Ни он, ни я так не думаем», — сказала она. «Он просто стал жертвой обстоятельств».

И в самом деле, она не считает, что подготовка репортажей, которые писал ее муж, была сопряжена с неким особым риском. Они обсуждали вероятность того, что его исследования могут вызвать какие-то неприятные последствия, но, по словам Галины, она не ожидала, что его могут именно арестовать.

«Он начал замечать за собой слежку, обнаруживал, что властям пишут доносы на него, видел, что против него ведется какая-то закулисная игра», — сказала Галина.

«Но как человек законопослушный … он надеялся, что если он как журналист не нарушает ничего в законодательстве, если он ведет свою журналистскую деятельность в соответствии с законом и не позволяет себе переступать порог, то его тогда просто не могут арестовать».

В то время как средства массовой информации по всему миру отзывались о деле Пасько как о тревожном напоминании о том, в каком шатком положении находятся в России свобода слова и доступ к критически важной информации о состоянии окружающей среды, отечественная пресса была не столь благосклонна.

За исключением двух газет, говорит Галина, пресса Владивостока оставалась в лучшем случае равнодушной. В худших случаях, они быстро проглатывали «сенсационные» новости о «шпионской» деятельности Пасько и приписывали ему роль предателя.

Хуже всех, однако, по словам Галины, показал себя принадлежащий государству общенациональный канал ОРТ, который недавно посвятил часть популярной низкопробной программы «Человек и закон» публичному линчу «шпиона» Пасько.

Михаил Леонтьев, ведущий вечерней программы ОРТ «Однако» — зарекомендовавший себя в качестве некоего телевизионного пропутинского цепного пса еще в период президентской предвыборной кампании 2000 года — добавил ушат эфирных помоев на голову Пасько.

Подобная озлобленность со стороны государственных средств массовой информации идет несколько вразрез с замечаниями о возможном снисхождении к Пасько, сделанными ранее Мироновым, к чьим намекам на помилование Галина и ее муж в любом случае не могли отнестись серьезно. Но эта озлобленность дает возможность увидеть, что правительственным чиновникам, вероятно, очень не по себе от решения Пасько скорее остаться в тюрьме, нежели проглотить приманку и принять от них помилование.

«Да и кто такой Миронов?» — говорит Галина. «Конечно, он не последний человек в государстве. Ну и что? Любой может встать и высказаться, но никто ничего не делает».

«Это государство понять невозможно», — добавила она.

В предстоящие недели дело ее мужа окажется на рассмотрении Военной коллегии Верховного суда, что может привести к его освобождению уже в начале июня. Конечно, говорит Галина, она настроена оптимистично, но это оптимизм стоика, оптимизм, строящийся на привычке к осторожности и сомнению, выработанной, в том числе, во время последнего процесса над ее мужем.

«Мы ожидали всего, что угодно от этого государства, но мы надеялись [что его оправдают]», — сказала Галина.

«Мы даже допускали, что ему вынесут обвинительный приговор, потому что [суд] не может пойти против своей системы, ведь это значило бы вынести обвинительный приговор самой системе», — сказала она.

«Но мы не ожидали, что его отправят в тюрьму — не ожидали такой подлости. Вот уже пять лет, как они преследуют его. Ведь должны же быть какие-то разумные пределы».

После всех этих бед ее понимание оптимизма приняло вид некой жесткой жизненной формулы.

«Мне некогда сидеть и думать над своей печальной судьбой и печальной судьбой нашей семьи и моего мужа», — сказала она.

«У меня старший сын — студент, у меня маленький ребенок, воспитанием которого нужно заниматься, ребенок не может расти как трава… Я все делаю сама. А это отнимает много времени», — сказала Галина в заключение. «Спасение от любой проблемы можно найти в работе, в каждодневных делах. Плакать в подушку — не выход из положения… После черной полосы всегда идет белая».

Судя по рассказам Галины о ее муже, этого кредо придерживается и сам Пасько.

«Он — человек твердый и не позволит себе раскиснуть, опустить руки», — сказала Галина.

В тюрьме Пасько усердно читает, изучает юриспруденцию и даже готовится заняться карьерой юриста, когда по его делу наконец будет вынесено решение и он выйдет на свободу. Кроме того, он много работает как журналист, пишет о подробностях своей жизни в тюрьме, составляет прошения и жалобы, как для себя, так и для других заключенных.

«Он найдет, чем заняться», — сказала Галина и помолчала, подбирая точную формулировку. «Человек всегда найдет, чем ему нужно заняться».