News

Шпионофрения: военный судья Кувшинников приговорил Пасько к четырем годам лагеря строгого режима

Опубликовано: 25/12/2001

Автор: Виктор Терёшкин

Приговор обжалован адвокатами в Военную коллегию Верховного суда. Григорий Пасько не согласился подать прошение на помилование Президенту РФ, как это на днях посоветовал Сергей Миронов, спикер Совета Федерации.

Дело Григория Пасько: день пятьдесят шестой (25 декабря)

Владивосток – город маленький. За несколько дней до вынесения приговора местные чекисты праздновали свой светлый праздничек. И, как нам стало известно, новый их начальник поднял бокал за победы своего ведомства в уходящем году. При этом упомянул и викторию в деле Пасько. Да там все не так однозначно, робко напомнили ему подчиненные. На что босс заявил, – вот увидите во вторник, все будет в шляпе. И все гебисты стали чокаться.


Когда я вошел в здание суда в глаза бросилось обилие рослых морских пехотинцев, их, наверное, отбирали из нескольких полков, чтобы все были по метр девяносто: они проверяли журналистов, отсеивая тех, кто не получил аккредитацию, о которой предупреждал пресс-центр ТОФ. Пехотинцы стояли в коридорах суда, на лестничных площадках. В судебном зале красовались два пристава с дубинками и наручниками, висящими на ремнях. И у меня тоскливо сжалось сердце. Империя играла мышцами. Такого военного шоу не было и во время первого судебного процесса, когда Григория привозили из тюрьмы.


Журналистов было меньше, чем морских пехотинцев. В 10.45 в зале появился майор ФСБ Александр Егоркин, сияющий как новый гривенник. Он – уже знал приговор. С ним был человек с потертой внешностью, вооруженный видеокамерой. Человечек пристроился у меня за спиной во втором ряду и стал снимать только один план, направив камеру на Григория и его защитников. К 11.00 в зале работало восемь телевизионных групп. Судья Дмитрий Кувшинников и народные заседатели величественно, с каменными лицами, проследовали на свои места. Судья стал зачитывать приговор, и уже через пять минут стало понятно, – приговор будет обвинительным. Через тридцать минут в зале погас свет, но судья чтения приговора не прервал. Кагебешный оператор не прервал съемки даже в этой полутьме, фиксируя все изменения в лицах адвокатов, Григория, Александра Ткаченко.


Судья Кувшинников читал приговор, и я на слух ловил потрясающие своим правовым цинизмом фразы: суд признавал, что при обыске органы следствия нарушили процессуальное законодательство, но считает, что собранные таким образом доказательства имеют юридическую силу. Да, признавал военный судья, – магнитофонные записи разговоров Пасько с японским журналистом Тадаши Окано уничтожены. Но ведь остались их стенограммы. (Выполненные подручными следователя Егоркина!). Так вот, на основании этих стенограмм, содержание которых не было подтверждено участниками телефонных разговоров, суд усмотрел вину Григория. Не забыл судья упомянуть в приговоре и приказ министра обороны СССР №О10 от 7 августа 1990 года, который якобы нарушил Пасько. Десять с лишним лет прошло после распада империи СССР, а по секретным, нигде не опубликованным приказам сгинувшего государства судят журналиста. Мертвые хватают живых!


Напомню, что следствие утверждало – Григорий собрал и передал японским журналистам десять документов, содержащих гостайну. В приговоре прозвучало, – да нет, не десять, а всего один. И не передал, а только хотел передать. Этот документ – те самые записи, которые Григорий вел на разборе зачетно-тактических учений ТОФ. В нем, как утверждает судья Кувшинников, содержатся ровно два секрета.


Ровно час в зале не было света, но вот он вспыхнул, и конец приговора военный судья Дмитрий Кувшинников зачитал в светлом зале:


– …флотский военный суд приговорил: Пасько Григория Михайловича признать виновным в государственной измене в форме шпионажа…. лишить его свободы сроком на четыре года в исправительной колонии строгого режима, без конфискации имущества. На основании ст.48 УК РФ лишить Пасько воинского звания капитан второго ранга запаса…


Судья еще зачитывал последние слова приговора, как два судебных пристава подошли к Григорию, и повели его в “клетку”. Он успел на одно короткое мгновение обнять жену Галину. И за ним с лязгом захлопнулась зарешеченная дверь. Иван Павлов и Александр Ткаченко успели сказать ему всего несколько слов, как приставы зашли в «клетку» и надели на Григория наручники. Еще через несколько минут его вывели из зала.


Шок, боль, ошеломление. Журналисты бросаются к адвокатам, берут интервью. Я выглядываю из зала, – в глазах становится темно от черной флотской формы: весь коридор заполнен морскими пехотинцами. А в зале гневно кричит журналистам Саша Ткаченко:


– Тут только что произошло преступление. Судья пошел на поводу у командования ВМФ. После того, как в суд явился первый заместитель главкома ВМФ адмирал Захаренко. Основной упор в приговоре сделан на документе, который четыре года вообще никто не замечал. А заметили его после того, как все остальные подброшенные документы были защитой растерты в порошок. И они вцепились в эту бумажонку мертвой хваткой. Захаренко в тот день сказал, – я знаю, что в этих записях все секретно, все! Мы спросили, – а где доказательства? И адмирал ответил – на то я и командующий, чтобы знать все, а вы – ничего! Адмирал задавил суд идеологически. Сегодня сюда явился сияющий от счастья майор ФСБ Егоркин. Во время оглашения приговора на первом судебном процессе он и нос побоялся сюда сунуть. Это означает, что в этот раз он знал, каким будет приговор. Произошел сговор между судом и ФСБ.


Адвокаты по одному заходили в караульное помещение, где держали Григория. Совещались. Галина уехала домой, чтобы привезти Григорию тюремную одежду. Иван Павлов вышел из караульного помещения, вынес галстук Григория. Положил его на стол. У меня резануло сердце – только что Гриша был с нами, смеялся, шутил. И вот уже втянут в жернова тюремной машины: сдать ремень, галстук, шнурки. Иван говорит:


– Гриша просит только об одном – берегите Галю!


Из караульного помещения вышел Анатолий Пышкин. Журналисты окружают его, – не собирается ли Пасько подавать президенту прошение о помиловании? Анатолий говорит:


– Для Григория подавать прошение о помиловании президенту значит согласиться с приговором, с тем, что он – действительно японский шпион. Григорий уже написал предварительную кассационную жалобу, и мы отнесли ее в канцелярию суда для регистрации. Завтра мы принесем в суд свою предварительную кассационную жалобу. Мы еще должны ознакомиться с протоколом судебного заседания для того, чтобы проверить все ли правильно там записано. Потому что при провозглашении приговора заметили – показания некоторых свидетелей, а также Григория искажены.


Я спросил Анатолия:


– В приговоре прозвучало – да, обыск и осмотр документов были проведены с нарушением закона, но эти нарушения не очень существенны. Как Вам такая аргументация?


– В первом судебном заседании судья за эти нарушения закона вынес в адрес ФСБ частное определение. А судья Дмитрий Кувшинников решил, что закон нарушать можно! Этим приговором военный суд дал понять кагебешникам – можете тащить к нам любое гнилье, мы все слопаем и вынесем нужный приговор! – ответил Пышкин.


Судебные приставы перекрывают решеткой проход к караульному помещению, прибывает конвой, вооруженный автоматами. Григория выводят, я успеваю крикнуть ему по-украински:


– Тримайся, вуйку! (Держись, дядька!)


Он улыбнулся на ходу:


– Та, тримаюсь!


Его вывели, посадили в конвойный газик, мы еще успели увидеть сквозь пыльное, забранное решеткой стекло его улыбку. Газик резко рванул с места.


Когда жена подошла к Гришиной машине, чтобы отогнать ее в гараж, одно колесо у автомобиля было проколото. Адвокат Пышкин сказал:


– О, старая гэбэшная шутка. Даже в этот день не удержались!