Дело Пасько: день 41, 42, 43, 44 (десятое октября)

— И чего приходить было? – огорченно спросил он. – Ну, как этого свидетеля вызовешь, если он депутат Госдумы? У него же иммунитетов полны карманы!

Адвокат Анатолий Пышкин и Григорий Пасько сидели в зале и старательно изучали документы. Пасько держал в руках строго засекреченный перечень аварий и катастроф АПЛ.

— Ну что тут секретного, — возмутился Григорий. – Все это давным-давно опубликовано в открытой печати. – Потом взглянул на последнюю страницу перечня и хмыкнул. – Надо же, фамилия исполнителя из ФСБ – говорящая. Некий И. Секу.

Помнится, в деле Александра Никитина фигурировала дама – понятая, которая потом оказалась штатной сотрудницей ФСБ. У нее была фамилия – Кусливая. Бог, раздавая лица и фамилии, редко когда ошибался.

Наконец, Анатолий Пышкин вышел из зала, и я взял у него интервью:

— Насколько опасно быть Григорием Пасько?

— На месте Пасько мог оказаться любой человек. Быть журналистом-экологом в нашей стране очень опасно. Это показали последние судебные процессы, затеянные ФСБ против людей, которые всерьез занимались экологическими проблемами. В экологии – стык интересов многих ведомств, которые не хотят, чтобы катастрофическая ситуация с окружающей средой стала известна гражданам России. В этом судебном процессе, как это странно не прозвучит, давно забыли про Григория Пасько. Исследуется все, что угодно, но только не те обстоятельства, которые суд должен исследовать по каждому уголовному делу – место, время, способ совершения преступления. Суд усиленно изучает журналистскую деятельность Григория. И не только его, но и многих других журналистов, которые хоть каким-то образом касались проблем охраны окружающей среды. Беда в том, что государство, специалисты, которые получают деньги за то, чтобы они контролировали ситуацию с окружающей средой, по большому счету этим не занимаются. Но если не бороться с этими проблемами, не решать их, не ставить перед российским обществом, мы погибнем, мы захлебнемся в токсичной, радиоактивной грязи. Это актуально для очень многих регионов России, и особенно опасны проблемы радиационной и ядерной безопасности для жителей Приморья. Десятки списанных АПЛ, с реакторами, набитыми облученным топливом, еле держатся на плаву.

— А какие выводы можно сделать о самой процедуре судебного процесса?

— Что касается всей системы: этот судебный процесс показал, что накопились огромные проблемы в самой судебной машине. Ее необходимо реформировать. Суд необходимо делать действительно независимым, чтобы он руководствовался только Конституцией и законами. Этот процесс показал также, что необходимо реформировать прокуратуру. Прокуратура, в том виде, в каком она находится сейчас, — не нужна России. Это огромная, неповоротливая машина, которая обслуживает власть имущих, выполняет их заказы, а также обслуживает себя – любимую. Мы убедились в судебном заседании – прокуратура обвинение не поддерживает. Конституция провозгласила состязательность судебного процесса. Этой состязательности по существу нет между стороной обвинения и защиты. Состязательность идет между судом и защитой. По-прежнему бремя доказывания виновности возложено на суд и он эту обязанность добросовестно выполняет.

Этот судебный процесс показал необходимость реформирования следственных органов. Не должно быть следствие у прокуратуры, МВД, ФСБ, пограничной службы, налоговой. Должен быть единый следственный комитет. И уже с учетом той или иной категории дел ими должны заниматься специалисты. Главное, чтобы не было такого следствия как сегодня – это по существу дубина, с помощью которой можно расправиться с любым человеком.

Этот же судебный процесс ярко показал, что ФСБ сегодня неподконтрольно никому и никому не подчиняется. То, что продекларировано в законе о ФСБ, положении о ФСБ – не подкреплено механизмом, рычагами, с помощью которых эту организацию можно было бы контролировать. Сегодня ФСБ чуть ли не единственный орган, который может наплевать на решения, требования суда. В ходе судебного процесса над Пасько суд неоднократно запрашивал те или иные документы, которые могли бы пролить свет на это уголовное дело, на историю его появления. ФСБ все эти три месяца отвечала – документы мы представить не можем. В законе о ФСБ записано, что президент, Дума, прокуратура, суд могут осуществлять контроль за деятельностью этого органа. Ничего подобного нет и в помине!

А еще этот судебный процесс показал, что нужно реформировать закон, касающийся деятельности адвокатуры. Адвокат беззащитен, он менее защищен, чем любой другой гражданин. Та же ФСБ, прокуратура, милиция в любой момент могут расправиться с неугодным адвокатом. В судебном процесс по уголовному делу адвокат – не равноправный участник судейского разбирательства по сравнению с прокурором.

— А вы лично не боитесь такой расправы?

— Я работаю адвокатом так долго, что уже перестал бояться. В отношении адвокатов Пасько уже возбуждено уголовное дело по факту распространения в Интернете некоторых документов дела. Сейчас это дело приостановлено, но его наличие дает ФСБ основания на проведение оперативно-розыскных мероприятий в отношении адвокатов: прослушивание телефонов, наружное наблюдение, они могут проникать в наши служебные помещения, в жилища. Я на это не обращаю внимания, потому что не чувствую за собой никакой вины, я стараюсь добросовестно исполнять свой профессиональный долг.

— Войдут ли дела Александра Никитина и Григория Пасько в историю российской юриспруденции?

— Несомненно. Оба процесса показывают, насколько незащищен простой человек, попавший в жернова судейской машины. В деле Григория мы увидели, что оснований для возбуждения уголовного дела 20 ноября 1997 года не было. Когда мы проанализировали, что же было положено в основу вынесения постановления о возбуждении уголовного дела, то не нашли никаких доказательств, которые бы свидетельствовали о совершении Пасько преступления. Это уголовное дело, так же, как и множество других шло по накатанному сценарию: сначала уголовное дело возбудили, схватили человека, бросили его на тюремные нары, а потом уже органы следствия вместе с оперативными работниками стали искать доказательства вины арестованного.

Понимаете, у нас на сегодняшний день нет правоохранительных органов, а есть органы карательные, у нас нет института, который бы защищал интересы и права простого человека от тех репрессий, которые исходят от государства, а порой и конкретного чиновника.

— Сегодня закончился 44 день процесса, что важное произошло за те три дня, которые ему предшествовали?

— Ничего значимого не происходило. Мы допрашивали бывшего начальника следственного отдела ФСБ Хвалько, а также нынешнего начальника этого отдела. Естественно, ничего нового о виновности или невиновности Пасько они сказать не могли. В основном суд их вызывал для того, чтобы выяснить, были ли нарушения законности или нет на начальной стадии расследования уголовного дела. Я думаю, что суд убедился, причем в очередной раз – нарушения УПК были допущены. Сегодня мы должны были допросить одного из свидетелей, Дорогина. Это бывший командующий Камчатской флотилией, депутат государственной Думы. Нардеп на заседание не явился, продемонстрировав неуважение к суду. Он вызван повторно – на 30 октября. Суд уже месяц вызывает его на заседание. На сегодняшний день допрошено 54 свидетеля, судебное следствие подходит к концу, 29 октября мы надеемся исследовать последнее заключение экспертов и суд, как мы полагаем, будет выходить на завершающую стадию разбирательства – выступления в судебных прениях обвинения и защиты. А затем последует и приговор. Мы надеемся, что к 20 ноября, когда исполнится 4 года этому позорному для страны уголовному делу, судебный процесс закончится.

— Что осталось в сухом остатке от этих 44 дней судебных баталий? Каким может быть приговор?

— От того обвинения, которое выдвигалось против Григория Пасько, по существу ничего не осталось. Будем бороться до последней минуты, чтобы доказать – Григорий Пасько невиновен.