Процесс по делу Пасько – день восьмой

Перед дверью зала стоит вице-адмирал Александр Конев, заместитель командующего ТОФ. Он высок ростом, импозантен, в театре его бы взяли на роль героя-любовника. Телевизионщики бросаются к нему с просьбой об интервью. Вице-адмирал отказывается: все комментарии после окончания процесса. Его просят зайти в зал. А меня конвойные просят покинуть мой пост у туалета, туда сейчас выведут арестованных. Хорошо, что конвойные без знакомого мне ротвейлера, который на прошлой неделе так неуважительно – тремя кучами — отнесся к зданию флотского суда.

Задушенный крик

В коридоре томится второй свидетель – капитан второго ранга запаса Анатолий Фомин. Беру у него интервью:

— Я служил в подчинении у Григория Михайловича. Начальник он был жесткий, требовательный, заставлял переписывать материалы по 3-4 раза. Но все это делал для того, чтобы материалы подчиненных ему офицеров читались с интересом и всегда соответствовали фактам. Он настоящий профессионал нашего журналистского дела.

— ФСБ обвиняет его в том, что он проникал на военные объекты без санкции командования.

— Я считаю, что это не соответствует действительности. Во всяком случае, те командировки, в которых мы были вместе, совершались на основании месячных планов редакции, были подтверждены командировочными предписаниями и другими соответствующими документами. Главное – это то, что без документов никто, будь он даже начальник отдела боевой подготовки газеты ТОФ «Боевая вахта» просто не мог быть допущен на территорию военного объекта.

— Я считаю, что это процесс политический. Григорий Михайлович не шпион, не предатель. Это человек, который болеет душой за свою Родину. За то, чтобы острейшие экологические проблемы флота решались. Они давно назрели, но ведь ими никто не занимается. Это был крик души. Но его задушили. Хотелось бы разделить оптимизм Григория Михайловича по поводу исхода процесса, это было бы справедливо.

Допрос вице-адмирала длится ровно два часа. Когда он выходит из зала, пытаюсь взять у него интервью.

— Порядок надо соблюдать! – наставительно говорит вице-адмирал и окидывает меня строгим взглядом. Судорожно застегиваю верхнюю пуговицу рубашки.

Как хорошо быть адмиралом

Из зала выходит Пышкин. Выглядит он как кот, объевшийся сметаны.

— Что выяснилось в ходе допроса вице-адмирала?

— После этого допроса я преисполнился таким восторгом от мощности наших вооруженных сил, я еще больше ими стал гордиться! Даже не знаю, в какие приличествующие торжественности момента слова эти отлить. После допроса этого высокопоставленного офицера меня пронзила простая как мычанье мысль – как хорошо быть адмиралом! А еще лучше – вице. Он не ответил ни на один наш конкретный вопрос. Оказывается, он вообще ничего не знает. Потому что он заместитель командующего по общим вопросам. Когда мы настойчиво пытались выяснить, за что же он отвечает конкретно, вице-адмирал важно ответил – за все, и ни за что. Пытались выяснить – вопросы боевой подготовки ваши, боеготовность – в вашем ведении? Он – нет, для этого есть другие заместители и начальники управлений.

— Может быть, России нужно сократить таких вице-адмиралов. Смотришь, тогда матросы не будут умирать от дистрофии?

— На такой должности было бы достаточно и толкового мичмана.

Тут в дело вмешался прокурор Кондаков:

— Вы это не смейте публиковать! А то опять буча начнется, – адвокаты разглашают слова свидетелей.

Пышкин за словом в карман не лезет:

— Да я имею на это право!

— Нет, не имеете, не имеете, — кипятится прокурор.

Они входят в словесный клинч и удаляются по коридору. Прокурор Кондаков решает поставить в споре точку.

— Это вопросы к Путину, кому дают адмиральские звания!

По моему транзистору передают репортаж с места гибели «Курска». Я помню, что Главнокомандующий в те самые часы, когда Дмитрий Колесников со своими подчиненными лютой смертью умирал в 9 отсеке, Путин в Сочи осваивал водный мотоцикл. Иностранные спасатели сейчас работают на суперсекретной российской АПЛ. На фоне этой трагедии то, что происходит в зале владивостокского суда выглядит полнейшим абсурдом. В четверг, например, битый час суд рассматривал фотографии из архива Пасько. Григорий обнимает жену Галину. Григорий с друзьями на берегу моря пьет водку. Все эти снимки на полном серьезе обозревали в закрытом судебном заседании, все это – совершенно секретные тайны.

За что Пасько не любили адмиралы

После обеда заседание началось с опозданием. Зал был опять занят, – рассматривался кассационный протест четверых подсудимых. Все они выглядят совершенными пацанами. Наверное, – бегунки. Не хотели помирать от дистрофии. Или быть изнасилованными дедами. Попасть в чеченский плен. Жена одного из них с младенчиком на руках, рыдала у стенки.

Пока ждали начала заседания, Григорий рассказал, как он не слетал на чеченскую войну.

— В 95-ом году я написал рапорт с просьбой направить меня в командировку в Чечню. Наш 165 полк морской пехоты как раз отправлялся туда воевать. И я засобирался с ними, потому что был начальником отдела боевой подготовки газеты. А эта командировка была самая что ни на есть боевая. Я пробивал ее долго. И, наконец, получил разрешение. Выдали мне пистолет Макарова, кучу обойм к нему, все снаряжение морпеха. Я приехал в аэропорт, там как раз шла погрузка в самолеты. И увидел, как три комбата отказались лететь в Чечню. Потому что в их батальоны влили прикомандированных пехотинцев. Комбаты сказали: мы этих людей не знаем, кто их учил и чему тоже. В аэропорт примчался их командующий. Начался ор – да мы вас сейчас под суд отдадим. Я быстренько поехал в город и написал статью об этом. Редактор «Боевой вахты» отказался ее публиковать наотрез. Я помчался в редакцию городской газеты. Там моя статья и вышла. Она называлась «Сумма страданий дает абсурд». Это сразу же стало известно командующему флотом. И меня из списка прикомандированных к полку вычеркнули. С такой формулировкой: «Если он еще не долетел до Чечни, а уже пишет такие статьи, то, что он напишет, когда попадет на эту войну?».

А действительно, что мог написать честный журналист Пасько про эту войну? Правду. Про пушечное мясо. Эта правда адмиралам – не нужна.

Судебное заседание закончилось в 17.30. Итог дня подвел адвокат Иван Павлов.

— Не представляю, как можно выносить обвинительный приговор на таких свидетельских показаниях. Когда выступал вице-адмирал, было видно, что самые трусливые люди – это военные, в период своих гражданских взаимоотношений. Когда они не воюют. Потом допрашивали Фомина, соучастника одного из эпизодов дела. Он вместе с Пасько ездил на базу, где хранится отработанное ядерное топливо, вместе с Григорием брал интервью у начальников, которые руководят этим объектом. Фомин подтвердил, что вся информация, которую они собирали, была очень интересной читателям. Это была информация о неудовлетворительном состоянии хранилищ для отходов. Исключительно экологическая информация. Последним допрашивали начальника пресс-центра ТОФ Виктора Рыжкова. Он не журналист, хотя так себя именует. Он специалист в области обработки потоков информации и направления их в нужное русло. Я даже знаю, в какое русло он эту информацию направлял. Я понял, что он просто противодействовал распространению какой-либо информации. Он признался, что сам чисто интуитивно понимает, что есть закрытая информация, а что – открытая. И решает этот вопрос всегда с оглядкой на рекомендации командования. Никакой нормативной базы он не анализировал, никаких правовых актов не читал и не знает, на основании чего можно признать тот или иной документ секретным.

На завтра вызваны четверо свидетелей – русских сотрудников корпункта НЧК во Владивостоке.