Таким образом, после издания Закона РФ “О государственной тайне” и вступления в силу Конституции РФ, то есть после 25 декабря 1993 года, гражданин России имел возможность узнать отнесены ли конкретные данные к категории сведений, составляющих государственную тайну, НЕ РАНЕЕ 30 НОЯБРЯ 1995 ГОДА (то есть не ранее даты опубликования утвержденного Президентом “Перечня…”)

Следовательно, на момент составления доклада “Северный флот — потенциальный риск радиоактивного загрязнения региона” (август-сентябрь 1995 г.) Никитин не мог ознакомиться с этим документом по той простой причине, что этого документа ещё не существовало.

Поэтому он НЕ МОГ ЗНАТЬ, что используемые им в докладе сведения составляют государственную тайну.

Кроме того, на формирование осознания Никитиным данной ситуации влияли и такие установленные Конституцией и Федеральным законом требования:

“Не подлежат отнесению к государственной тайне и засекречиванию сведения о чрезвычайных происшествиях и катастрофах, угрожающих безопасности и здоровью граждан, и их последствиях, а также о стихийных бедствиях, их официальных прогнозах и последствиях; о состоянии экологии, здравоохранения, санитарии, демографии, образования, культуры, сельского хозяйства, а также о состоянии преступности;”

Данный нормативный материал жестко определяет исходную позицию для восприятия Никитиным А.К. что и каким образом может быть отнесено к понятию “сведения, составляющие государственную тайну”:

Именно такой подход к оценке законодательства в области государственной тайны содержится в постановлении Конституционного Суда РФ от 20 декабря 1995 года по делу о проверке конституционности ряда положений ст.64 УК РСФСР, где разъясняется:

«Однако в силу указанной конституционной нормы уголовная ответственность за выдачу государственной тайны иностранному государству правомерна лишь при условии, что перечень сведений, составляющих государственную тайну, содержится в официально опубликованном для всеобщего сведения федеральном законе. Правоприменительное решение, включая приговор суда, не может основываться на неопубликованном нормативном правовом акте, что вытекает из статьи 15 (часть 3) Конституции Российской Федерации”.

В период работы Никитина над докладом (август-сентябрь 1995 г.) руководствоваться ст. 5 Закона РФ “О государственной тайне” для решения вопроса: какую конкретную информацию можно отнести к категории “сведений, составляющих государственную тайну” было неправомерно. Указанная выше статья содержала перечень сведений, которые могли быть отнесены к государственной тайне только после специальной процедуры, а, именно, после внесения в перечень сведений составляющих государственную тайну.

Данное обстоятельство нашло отражение в Постановлении Государственной Думы “О Перечне сведений, отнесенных к государственной тайне” от 27 октября 1995 года, где указывается, что: «…до настоящего времени такой перечень Правительством РФ не представлен на утверждение Президенту РФ, в связи с чем правоохранительные органы страны лишены правовой основы для выполнения возложенных на них функций по обеспечению безопасности государства, общества и личности.

Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации постановляет:

«Признать, незащищенность сведений, отнесенных к государственной тайне…»

На пяти страницах приговора суд подробно анализирует приведенный выше нормативный материал.

( 32 — 36 стр. приговора)

Что же касается отсутствия в действиях Никитина объективной стороны указанных выше преступлений то:

Во-первых, в судебных решениях идет речь об отсутствии законодательной базы для отнесения тех или иных сведений к государственной тайне в период с 12 декабря 1993 года по 30 ноября 1995 года (до момента утверждения указом Президента РФ Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне). То есть указывается на отсутствие необходимого элемента, составляющего объективную сторону, рассматриваемых составов преступлений.

Во-вторых, в судебных решениях говорится что сведения, содержащиеся в докладе «Беллуны нельзя признать составляющими государственную, и потому, что они являются сведениями «не указанными в абзацах 2,4 и 6 п.1 ст. Закона РФ «Государственной тайне» в редакции от 6.10.1997 г.

(стр.5 Определения СК по уголовным делам ВС РФ)

В-третьих, сведения, содержащиеся в докладе, были взяты Никитиным из открытых источников: книг, справочников, журналов и газет.
(стр. 18, 21 и 22 приговора Санкт-Петербургского суда)

Каждое из приведенных выше оснований было достаточным для вынесения оправдательного приговора. А в своей совокупности они создали уникальную ситуацию: при очевидной несостоятельности предъявленного Никитину обвинения в его деле в течении уже почти пяти лет не поставлена точка.

5. Совершенно несостоятельно обвинение в адрес суда в том, что он якобы «не учел положений, приведенных в статье 2 раздела 2 Конституции России», и глубокомысленный вывод, что «и после принятия 12 декабря 1993 года Конституции РФ в период совершения Никитиным преступных деяний продолжал действовать Закон РФ «О государственной тайне» в редакции от 21 июля 1993 года». Суд не только учел все это, но и глубоко обосновал свои выводы в этой части. Похоже, что автор протеста просто не читал приговор…

6. Беспредметна приводимая в протесте цитата из Постановления Конституционного суда от 20 декабря 1995 года по делу Смирнова. Скорее, она имеет совершенно обратный эффект, о чем сказано выше. Само же по себе установление уголовной ответственности за выдачу государственной тайны, разумеется, не противоречит Конституции России. Непонятно только, для чего автор протеста пишет о вещах, с которыми никто никогда не спорил.

7. Далее в протесте содержатся доводы, из которых можно сделать вывод, что его автор требует применения к действиям Никитина именно Закона «О государственной тайне» в редакции 1993 года. В таком случае совершенно непонятны следующие за этим рассуждения о неопубликованных нормативных актах и возможности их применения. Следует отметить, что, перечисляя на листе 2 протеста сведения, которые якобы собрал и выдал Никитин (о конструктивных недостатках, особенностях компоновки и эксплуатации отечественных ЯР, об использовании и эксплуатации АПЛ, как видов вооружения и военной техники), автор пользуется Перечнем сведений, подлежащих засекречиванию в ВС РФ, утвержденным приказом министра обороны, а отнюдь не Перечнем, содержащемся в Законе РФ «О государственной тайне».

Здесь уместно сказать, что вообще-то С.Г. Кехлеров старательно обходит главный вопрос: какую правовую базу намерено в дальнейшем использовать обвинение? Конституцию и закон «О государственной тайне» или приказы министра обороны? Похоже, что за всеми сумбурными доводами скрывается призыв уйти от Закона и вернуться к неопубликованным приказам министра.

8. В протесте ставится под сомнение «обоснованность и объективность исследований, проведенных судом» по справочникам Jane’s Fighting Ships, поскольку «они представлены защитой только в судебном заседании, при проведении экспертизы на предварительном следствии эти источники экспертам не представлялись», при отсутствии перевода с английского «эксперты не смогли подвергнуть их исследованию». Суд произвел их оценку, не имея перевода на русский язык, поэтому его выводы «нельзя признать соответствующими фактическим обстоятельствам дела».

Да, эти справочники были представлены только в судебном заседании, но не в декабре 1999 года, а при первом слушании в октябре 1998 года, после чего, как известно, в течение 6 месяцев проводилось дополнительное расследование, проводилась экспертиза и ничто не мешало следствию перевести справочники на русский язык и передать в распоряжение экспертов. Более того, в соответствии со статьей 20 УПК РСФСР это было прямой обязанностью следствия. В соответствии со статьей 49 частью 2 Конституции РФ, обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность, он мог вообще ничего не представлять. Главное же в том, что никакого принципиального значения ссылка приговора на справочники не имеет, поскольку это далеко не единственный открытый источник, исследованный судом.

Характерно, что, требуя отменить приговор для перевода справочников на русский язык и представления их экспертам, автор протеста не озаботился тем, чтобы хоть с опозданием, но все же представить в Президиум Верховного Суда перевод, и наглядно доказать, что Санкт-Петербургский суд совершил фактическую ошибку и его выводы не соответствуют действительности.

Получается, что прокурор действует наобум и к этому же призывает высшую судебную инстанцию России. Для него главное – любой ценой добиться отмены приговора, а там видно будет.

9. На листе 5 автор протеста пишет, что в ходе судебного разбирательства «у участников процесса возникло множество вопросов к экспертам. Для их разрешения, а также с учетом сомнений в выводах суда по результатам исследования открытых источников на английском языке проведение повторной экспертизы считаю необходимым».

Да, и у прокурора, и у защиты имелись вопросы к экспертам, но на них были даны исчерпывающие ответы, дополнительных вопросов не последовало, что и видно из протокола судебного заседания. Этот довод протеста совершенно не состоятелен.

В протесте не приведено никаких оснований для назначения именно повторной экспертизы. В соответствии со статьей 81 ч.2 УПК РСФСР таковая назначается в случае необоснованности заключения экспертов или сомнений в его правильности. Из содержания протеста видно, что его автор полностью согласен с каждым словом экспертов. Все, что ему надо — это задать какие-то таинственные дополнительные вопросы, а также «определить соотносимость открытых публикаций с текстом доклада». Но сделать это почему-то необходимо «следственным и экспертным путем».

Из материалов дела видно, как и сколько раз за 4 года судопроизводства по делу определяли эксперты 8 управления ГШ ВС РФ эту самую «соотносимость»… Их позиция на этот счет отражена в приговоре суда. Еще можно напомнить показания в суде эксперта Баканова, заявившего о том, что для него и его коллег вообще никакого значения не имеет, была ли та или иная информация опубликована в общедоступных источниках. Эксперты Генерального штаба при даче заключения руководствуются только одним: был ли приказ министра обороны о рассекречивании или его не было.

Сама постановка в протесте вопроса о необходимости решения всех этих задач носит надуманный и искусственный характер, поскольку на исход дела они не могут оказать никакого влияния.

Напомним, что в октябре 1998 года, возвращая дело на доследование, суд указал на необходимость проведения дополнительной экспертизы именно для решения пресловутого вопроса «о соотносимости». В отличие от автора протеста суд глубоко проанализировал все без исключения многочисленные заключения экспертиз, в соответствии с требованием ст. 71 УПК РСФСР оценил их по внутреннему убеждению и дал им аргументированную оценку в приговоре.

10. Удивительный правовой нигилизм демонстрирует С.Г. Кехлеров, комментируя результаты проведенного 5 октября 1995 года по месту жительства Никитина обыска.

Автор протеста не согласен с тем, что суд дал оценку протоколу обыска от 5.10.95 г. как доказательству, не имеющему юридической силы, и которое подлежит исключению как недопустимое.

Даже не принимая во внимание вопрос о правомерности проведения следственного действия лицом, не включенным в следственную бригаду, без соответствующего письменного поручения, следует однозначный вывод о незаконности проведенного по месту жительства Никитина обыска.

В соответствии с положениями ч. 3 ст. 132 УПК РСФСР поручение следователем производства следственных действий другому следователю возможно лишь в случае необходимости их проведения в другом районе.

Обыск в квартире Никитина проводился в районе расследования дела, что исключало возможность его поручения, как в письменной, так и в «устной» форме.

Часть 2 статьи 50 Конституции России и часть 3 статьи 69 УПК РСФСР не допускают использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.

11. В соответствии со ст. 351 и ст. 381 УПК РСФСР при отмене приговора в постановлении надзорной инстанции должно быть указано, требования каких статей закона нарушены и в чем заключаются нарушения или в чем состоит необоснованность приговора и определения. Надо полагать, что это же должно быть указано в принесенном на приговор и определение протесте.

По мнению автора протеста, описательная часть приговора противоречит положениям ст. 314 УПК РСФСР.

Однако если обратиться к тексту приговора, то несложно убедиться, что все требования этого закона были полностью соблюдены судом при составлении приговора. В приговоре изложена сущность обвинения Никитина, по которому он был предан суду, и установленные судом обстоятельства, приведены доказательства, на основе которых был оправдан Никитин, а также указаны мотивы, объясняющие, почему суд отверг доказательства, положенные в основу обвинения.

В чем же тогда состоит нарушение судом этого закона?

Автор протеста видит нарушение положений ст.314 УПК в том, что суд, изучая правовую базу обвинения Никитина, тщательно исследовал весь блок нормативных актов по вопросу отнесения информации к государственной тайне, издававшихся с 1992 по 1998 год. Следует отметить, что изложенный судом в приговоре их юридический анализ полон и безупречен.

Не имея аргументов возразить по существу сделанных судом выводов, автор протеста пытается их опорочить, называя проделанную судом огромную работу не соответствующей требованиям процессуального права.

12. Удовлетворение заявленного протеста неизбежно приведет к значительному усугублению допущенных в отношении Никитина нарушений норм Европейской Конвенции в защиту прав человека и основных свобод.

В июле 1999 года нами была направлена жалоба в Европейский Суд по правам человека по факту нарушения ст. ст. 6 (1) и 13 Конвенции. Жалоба зарегистрирована за № 50178/99 и согласно полученному Никитиным в феврале 2000 года сообщению из канцелярии Европейского Суда, слушание дела состоится в течение этого года.

Не вызывает сомнения, что даже сам факт принесения протеста резко усиливает нарушение указанных статей Конвенции, поскольку означает, что и к исходу пятого года (!) с момента возбуждения дела, и после вступления в законную силу оправдательного приговора Никитин не получил эффективной и окончательной правовой защиты перед национальными властями и продолжает преследоваться ими. Хотим добавить, что отмена оправдательного приговора с направлением дела на дополнительное расследование не только усугубляет нарушения ст. ст. 6 (1) и 13 Конвенции, но и создает новое, а именно нарушение ст. 4 Протокола № 7.

К настоящим возражениям прилагаем выдержку из жалобы Никитина в Европейский Суд по правам человека на 4 листах.

Просим протест прокурора оставить без удовлетворения.

Приложение: Жалоба Никитина А.К. в Европейский суд на 4 листах

Адвокаты: Шмидт Ю.М.
Матинов М.А.

26 июля 2000 года