Репортаж из зала суда

Пятнадцатого октября того же года я встретился с Вячеславом Перовским. Передо мной сидел человек с изможденным лицом, на голове у него была вязаная шапочка, которую он не снимал. Он рассказывал, что когда он был на симпозиуме в Москве, у него разгромили квартиру. Не ограбили. Разгромили. А потом какой-то пьяный на улице попросил у него закурить, получив отказ, догнал и ударил ногой в голову так, что операция по трепанации черепа длилась восемь часов.

— Одно лицо в моем институте (ВНИПИЭТ) порекомендовало мне войти в плотный контакт с “Беллуной”. Я вошел и доложил — “Беллона” делает чистое дело… На суде я назову то лицо, сейчас не могу. Поверьте. Я не сам пошел в ФСБ. Меня вызвали в первый отдел института, нужна консультация, там были сотрудники ФСБ, они вывели меня на улицу, посадили в машину и отвезли на Литейный, 4. Допрос длился очень долго. Домой я вернулся поздно ночью. Когда на допросе я услышал запись телефонного разговора с Сашей, сказал им — чтобы вы ни делали, я полностью разделяю взгляды Никитина! — рассказывал мне Перовский.

А потом были интервью с ним в газетах, на телевидении, где он утверждал — “Беллоне” нечего было делать на Кольском полуострове, Никитин разгласил гостайну.

Кассета с диктофонной записью той встречи и двадцать две страницы записи от руки остались у меня в архиве. Кассета была заботливо обернута бумагой, на ней было написано: “Вячеслав Перовский”. В понедельник, тридцатого ноября я положил кассету на стол. Во вторник, первого ноября, когда стал собираться на судебный процесс, обнаружил, что кассета исчезла. Перерыл всю комнату. А потом вспомнил, что именно тридцатого к нам домой приходил вызванный женой телефонный мастер. “Мастер” был на все руки. Но я то какой придурок — выложил на стол, да еще и надписал!

В зале суда сидели двое свидетелей. Одним из них был Перовский. Я поздоровался с ним за руку, недаром ведь принял крещение в апреле 97 года. Через пять минут Вячеслав вышел из зала, я подошел к нему с диктофоном, и напомнил избранные места из того давнишнего интервью. И не удержался от вопроса:

— Что же произошло с вами, что заставило так измениться?

— Мое отношение к Александру и “Беллоне” изменилось. Я почувствовал, что эта организация вместо просветительской функции берет на себя функцию давления на тех, кто принимает решения. И Никитин и “Беллона” сеют панические настроения, создают обстановку неизбежного катастрофизма. На Северном флоте никогда не будет Чернобыля!

— Но Александра судят не за посев панических настроений, а за измену Родине в форме шпионажа и разглашение гостайны.

— Пусть рассудит суд, — подвел он черту и пошел к тяжелым дверям зала.

Мы ждали окончания заседания долгих два часа. Наконец, появились измотанные адвокаты и Александр. Первым стал рассказывать Юрий Шмидт:

— Перовский совершенно явно натаскан на то, чтобы говорить о “Беллоне” и Александре гадости. Самым его выдающимся заявлением стало — слушайте и не падайте со стульев — от Северного флота не исходит никакой экологической угрозы региону. На фоне всех других экологических угроз это одна сотая, даже одна тысячная процента!

— Если принять эти слова за правду, — отметил Александр Никитин, — то “Беллона” плохо работала. Значит, 99,9 процентов радиоактивных отходов, облученного топлива находится где-то на Кольском полуострове и надо искать — где. Перовский договорился до того, что Северодвинск, город, где каждый день идут потенциально опасные работы по выгрузке и загрузке ядерного топлива, совершенно безопасен.

Дальше Юрий Шмидт пояснил, что на самые простые вопросы защиты Перовский отвечал — у меня провалы в памяти. Самый взрывной момент наступил, когда Вячеслава спросили про его участие в написании главы 4 и 7 доклада. Он не отрицал, что именно он их автор. И тогда Шмидт зачитал заключение 1 экспертизы, где значилось, что именно в этих главах содержатся совершенно секретные сведения.

— Мы не успели услышать ответа Перовского, — улыбался Шмидт, — вскочил прокурор Гуцан и заявил — в отношении Перовского дело прекращено по амнистии в связи с достижением последнего пенсионного возраста. Мы лишились дара речи: все постановления по делу должны быть в 25 томах. Этого документа мы в глаза не видели! Стали задавать уточняющие вопросы Перовскому, а он, прежде чем ответить — смотрит на прокурора.

После такого прокола Гуцан разразился речью. Он обвинил Шмидта в нарушении адвокатской этики, мол, часть вины Никитина пытается взвалить на беднягу Перовского, который агнец невинный попался в сети к коварной “Беллоне”. На что Шмидт, никогда не лазающий в карман за словом, врезал прокурору под дых:

— Адвокат не может быть обвинителем. Никакой вины у Никитина нет. А посему и перекладывать нечего.

На этом заседание и закончилось. Я не видел, как уходил из зала Вячеслав Перовский. Не знаю, на чем они его подловили, что посулили, чем запугивали. Одно я знаю совершенно точно — этот человек предал.

Господи, на все воля твоя — не дай мне упасть столь же низко. Никогда.