Статья подготовлена специально для 71 номера издаваемого «Беллоной» журнала «Экология и право».

«Когда будешь писать, пиши «в Кузбасс», а не «на Кузбасс», – предупредил меня три года назад Антон Лементуев. Кузбасс – это сокращение от Кузбасского угольного бассейна. «Уголь» из названия исчез, как нечто само собой разумеющееся, и остался «Кузбасс». Общие геологические запасы Кузнецкого бассейна оцениваются более чем в 700 млрд тонн и составляют около 70% всех угольных запасов России.

Антон родился в Новокузнецке, окончил Сибирский горный университет (СибГИУ), получил диплом горного инженера, но потом отказался добывать уголь и занялся экологией Кузбасса. В настоящее время Антон – представитель организации «Экозащита!». Три года назад мы с Антоном ездили по угольным разрезам. На карте маршрут выглядел как перемещение от города к поселку или деревне, на деле – мы ездили между рукотворными каньонами по дорогам, которые расползались под 30-тонными КамАЗами.

В Кузбассе добывается почти 60% российского угля, при этом, по сравнению с 2000 годом, в 2015-м добыча выросла вдвое. Если перейти к воплощению цифр в реальности, то в регионе увеличилось число разрезов, и поселки, которые 15 лет назад находились вдали от карьеров, оказались на их кромке.

В Кемеровской области работает 95 угледобывающих предприятий (47 шахт и 48 разрезов) и около 50 обогатительных фабрик и установок, на которых трудится почти 100 тысяч человек. В области проживает больше 2,6 млн человек. 60% добытого угля отправляется на экспорт.

Я разговаривала с жителями Киселевска, Прокопьевска, Березовского, Апанаса и других городов и поселков, многие из которых выросли благодаря добыче угля. Встречи Антон назначал заранее, разговаривать с первым встречным в Кузбассе не готовы. Если мы просто заезжали в деревню и пытались спросить, что жители думают про грохочущий рядом разрез, то нам говорили: «Я не знаю, есть тут Людмила Витальевна, у нее спросите». Людмила Витальевна, Анна Семеновна или Серега рассказывали примерно одно и то же – как они строили дом, как сажали огород и как потом пришел разрез, и теперь или уезжать, или бороться, чтобы рядом не начали добывать уголь.

После первой поездки я подумала, что остановить разрез удалось только жителям деревни Апанас. Они дежурили и не давали технике пройти, никакие законные методы воздействия на власти не действовали. Дело защиты права граждан на чистую окружающую среду без вил и дубин выглядело безнадежным.

«Поедем в Менчереп», – сказал Антон, когда спустя три года я снова приехала в Кузбасс в команде журналистов. Менчереп, Менчереп, Менчереп – только и было разговоров о том, что жители устроили там настоящий очаг сопротивления и не хотят повторить судьбу других поселков, которые поверили угольщикам, пошли на уступки, а в результате «теперь кругом угольная пыль, и жить нельзя».

«Только не пиши «карьер», правильно «разрез». Слово «карьер» применяется к добыче щебня или песка», – предупреждает Антон.

Ехать от Новокузнецка до Менчерепа часа полтора. Пейзаж типично кузбасский: отвалы от разрезов по всему горизонту, как египетские пирамиды.

Мы проехали Прокопьевск и Киселевск, где разрезы давно в городе, потом Белово, окруженное отвалами, затем по дамбе пересекли Беловское водохранилище и въехали в Менчереп. Это село – административный центр Менчерепского района, здесь живет около одной тысячи человек. Есть водохранилище, магазин, сельский клуб, одноэтажные дома, детские площадки, проселочные дороги.

Около десяти активистов собрались в помещении с табличкой из советских времен – Женсовет, чтобы встретиться с журналистами и рассказать, что вплотную к селу собираются добывать уголь. Речь шла о самом дешевом и самом грязном способе добычи – открытом, то есть будет разрез.

Мы беседовали час. Люди говорили про то, что они владельцы земли и не готовы ее продавать за копейки, про то, что с боем добывают информацию о будущем разрезе. Эти люди не были экологическими активистами, они просто хотели жить на своей земле, но для этого им нужно было повлиять на решение добывать рядом с селом уголь. «Мы дойдем до суда», – сказала одна из женщин. И я ей не поверила, потому что судиться с угольщиками в Кузбассе казалось делом безнадежным.

Ответов от всех инстанций – от департамента по недропользованию Сибирского федерального округа до президента РФ – в руках у менчерепцев было достаточно. Никто не видел нарушения законодательства в том, что рядом с поселком будет разрез. Информацию о том, что добывать уголь все-таки будут, удалось получить на публичных слушаниях. Компания-разработчик «Стройпожсервис» обнародовала проект, и жители смогли вникнуть в то, что будет твориться у них под боком. Документы, из которых было очевидно, что поля, река и леса рядом с селом будут загублены, сплотили людей – никто из жителей не хотел разреза.

Команда 29

В суд менчерепцы обратились спустя полгода, в декабре 2017-го. Иск был подан против департамента по недропользованию по Сибирскому федеральному округу (Сибнедра). Представляли жителей в суде юристы проекта «Команда 29». Местные – кемеровские – юристы браться за дело отказались.

«Мы – «Команда 29». Мы считаем, что каждый имеет право знать, чем занимается государство, рассказать об этом другим и не оказаться в тюрьме. Мы помогаем получать от государства информацию, которую оно по закону обязано предоставить», – говорится на сайте проекта.

Прежде чем заняться делом Менчерепа, юристы поехали в Кузбасс. Как и мне, Антон показал им разрезы, познакомил с жителями.

«Мы увидели, что такое угольный разрез, какой он огромный. Пыль, грохот, БелАЗы на дорогах и люди, которые пытаются отстоять свои права. Стены в гостинице были черными, здесь топят углем и пыль въедается в стены», – рассказывает юрист Анна Фомина, которая с коллегой Максимом Оленичевым защищала интересы жителей Кузбасса.

Мы разговариваем в Петербурге в офисе «Команды 29». Помещение рабочее: простые столы, на них ноутбуки и кипы бумаг, в коридоре кулер. Никаких «фишек» – просто работа. «Когда приезжали на суды, то всегда чувствовали смог. Мы судились не в Менчерепе, мы судились в городе Белово. И ты идешь по городу, и этот смог… он постоянно везде», – добавляет Максим.

Право играет и выигрывает

«У людей было нарушено право на информацию, поскольку о том, что рядом что-то будет происходить, они узнавали по слухам, но не видели самих документов», – пояснил Максим.

Юристы попытались подать иск в Новосибирске, чтобы избежать суда в Кемеровской области, где ждать справедливости не приходилось. Однако суд Новосибирска отправил их в Кузбасс, в Беловский районный суд.

Как пояснили юристы, все дело было построено вокруг отсутствия информации. Местные власти решили изъять земельные участки у жителей под предлогом государственной нужды. Власти не известили людей должным образом о том, что их собственность может перейти в руки частной угледобывающей компании.

Первое заседание состоялось в марте 2018 года, последнее – 13 апреля. Команда 29 вместе с истцами доказывала в суде, что изъятие земель – это не государственная нужда, и что в случае разработки угля пострадают жители, а окружающая среда будет утеряна безвозвратно.

Это был нетипичный процесс для «Команды 29». Они специализируются на доступе к информации, а не на экологическом праве. Но попытки найти юриста по экоправу провалились, пришлось разбираться самим. Помог Антон, который в силу образования знал, как ведется разработка угля. Анна по первому образованию экономист, поэтому на ее плечи легли расчеты целесообразности разработки рядом с поселком, где ведется сельское хозяйство. У Максима биологическое образование, которое тоже пригодилось.

«То есть вы сидели с документами ночами, как в американских фильмах про юристов – звонили друг другу, засыпали за столами?» – спросила я у юристов. Максим покачал головой, а потом вспомнил, что единственный киношный момент был во время первой встречи с жителями Менчерепа. Она проходила на складе и со стороны выглядела подпольной, хотя ничего незаконного в ней не было. «Люди давно противостояли угольщикам. Мы не гарантировали им успех иска. Кроме юридической поддержки я, Максим и Антон оказывали моральную. 24 часа мы были на связи, сообщали новости, разговаривали. Днем или ночью, в отпуске или нет – телефон всегда был включен», – сказала Анна.

Суд получился интересным. Со стороны ответчиков были юристы, которые не готовы были давать пояснения и разговаривать с истцами на равных. Истцы же были эмоциональны, один раз судье пришлось удалить их из зала заседания.

«Нам очень повезло с судьей, потому что у нас были некоторые предубеждения. Угольные компании имеют довольно значительный вес в Кемеровской области, поэтому, возможно, их интересам будет отдаваться приоритет. У интересов местных жителей не будет такого приоритета. Однако судья решил разобраться в этом деле, он очень тщательно рассматривал все документы, все позиции, задавал правильные вопросы, мы очень долго обсуждали все детали дела. Было пять заседаний», – рассказывает Максим.

13 апреля 2018 года суд вынес решение в пользу жителей Менчерепа. Оно еще может быть обжаловано, говорят юристы, но уже это – огромная победа.

Доступ в нагрузку

Кроме работы по Менчерепу «Команда 29» пытается помочь Киселевску. В городе было 15 угольных шахт, которые теперь превратились в разрезы. На снимках из космоса Киселевск похож на гидру с множеством щупальцев-разрезов. Жилые дома между щупальцами выглядят как случайность. Правильнее было бы написать на въезде «Разрез Киселевский», а не «Город Киселевск».

Однако около 90 тысяч людей живут между разрезами и хотят, чтобы не копали рядом с ними, другие настаивают на переселении. Для этого им необходимы данные о состоянии окружающей среды, с которыми можно пойти в суд и доказать, что в городе идет добыча угля открытым способом, а не рекультивация, как написано, по словам юристов, в разрешении на работы.

«Мы пытались получить экологические заключения, но по разным причинам получали отказы. То документы уже утратили силу, то они конфиденциальны. Помочь Киселевску пока не получается», – говорит Анна.

Официальный способ получения информации – запрос. Когда он не срабатывает, адвокаты используют информацию, которую можно получить в суде. «Мы как юристы можем обратиться в суд не за информацией, которая нам на самом деле нужна, а по какому-то другому поводу, косвенно относящемуся к сложившейся ситуации. Ответчики приносят кипу бумаг: информация о лицензии, проекте, какие-то справки и расчеты, в том числе об окружающей среде и экологии. Мы получаем информацию, которую по запросу мы никогда бы не получили. Они сами приносят в суд, либо суд истребует у них документы. Мы имеем право снять копии в суде и использовать информацию в дальнейшем», – поясняет Максим.

Но получать информацию, подавая иски, – дорого. Помимо того что надо оплачивать работу адвокатов, суд также взыщет с неудачливого истца судебные издержки ответчика.

Жители сами пытаются получить информацию, пишут жалобы в Роспотребнадзор с просьбой проверить очевидное: грохот от взрывов вблизи жилых домов превышает допустимые нормы.

«Специалисты приезжают, когда все тихо, работы не ведутся, проводят замеры и выдают справку, что превышений по шуму нет. На вопрос жителей, почему замеры проводили в тихое время, отвечают, что по закону должны предупреждать о проверке за три дня. Предупредили, приехали, замерили. Тихо – значит, тихо», – говорит Антон. По его словам, в объективной информации заинтересованы только жители, а не местный Роспотребнадзор или природоохранная прокуратура.

«В результате отсутствия работы со стороны Роспотребнадзора жители вынуждены были обратиться в аккредитованную лабораторию в Новокузнецке и провести анализ снежных кернов на содержание взвешенных веществ. Деньги на проведение анализа жители собрали сами. Результаты анализа были шокирующими: содержание взвешенных частиц превысило ПДК почти в 500 раз. После этого жители обратились в Роспотребнадзор с требованием проверить содержание загрязняющих веществ в почве, на что был получен отказ «тратить царевы деньги» (это цитата сотрудника, именно эти три слова он произнес)», – рассказывает Антон. Чиновники не хотят работать по запросу жителей.

Как уточнили юристы «Команды 29», право на благоприятную окружающую среду в России соблюдается в меньшей степени, чем право собственности. В менчерепском деле удалось сыграть на том, что земли изъяли у собственников. В то же время попытки прекратить разработку угля там, где это губительно для здоровья людей или губит природу, как в Киселевске, пока не принесли результатов.

Как полагают местные жители, фирмы-однодневки получают лицензии на разработку, ведут добычу варварским методом с минимальными издержками, продают уголь и банкротятся, не проводя рекультивацию разрезов. Добывать уголь для кузбассцев не сложнее, чем планировать строительство дачного домика в Подмосковье, – кажется, что любой в регионе знает, как это делать.

Между тем потребность в угле в мире снижается, и добыча ради добычи без учета реальных затрат на рекультивацию и переселение людей выглядит варварством.

«В условиях дальнейшего падения цен на уголь, серьезной конкуренции на традиционных рынках и наращивания доли газовой генерации в российской энергетике произошло перепроизводство угля, банкротство и консервация до полутора десятка кузнецких угольных предприятий. К 2025 году предусматривается закрытие 25 убыточных предприятий – в Прокопьевске и Киселевске и перепрофилирование ряда шахт», – пишет заведующая лабораторией «Научные основы развития и регулирования угольной и торфяной промышленности» Института энергетических исследований РАН (Москва) Людмила Плакиткина в журнале «Уголь Кузбасса».

Эксперт добавляет, что государство намерено изменить правила разработки новых угольных месторождений: угольщики получат в нагрузку старые шахты и разрезы, которые надо рекультивировать, а также затраты на переселение жителей из районов вблизи предприятий.

Пока лицензии на разработку выдаются даже без учета мнения местных жителей и налаженного контроля за рекультивацией угольных разрезов. А за доступ к экологической информации борются жители и юристы «Команды 29».