Мы познакомились, когда в Петербурге шло дело Александра Никитина. Это было несколько лет моей журналистской жизни. И я помню Шмидта в дни побед и в дни неудач.  Жесткого, неукротимого, ехидного, даже беспощадного в зале суда и столь же ликующе радостного, искрящегося шутками, вполне добродушного с друзьями. Помню, как он рассказывал о первом знакомстве с Александром Никитиным, в 1995 году обвиненным в измене Родине и оправданным через несколько лет благодаря блистательной работе адвокатской команды во главе со Шмидтом. Так вот, он очень волновался, каким тот окажется. Для Шмидта это было важно. Вернувшись из следственного изолятора, произнес о своем подзащитном три слова: «Большой светлый человек».

…Наверное, после он мог повторить эти слова применительно к другим подзащитным. Я не спрашивала…

Адвокат Генри Резник, тоже защищавший Никитина, как-то, сравнивая принципы людей своей профессии, упомянул ироническое кредо иноземных коллег: «Адвокат, защищая, помни –  расстреляют не тебя». И добавил совершенно серьезно: «Если мы, русские адвокаты, убеждены в невиновности подзащитного, нас вместе с ним расстреливают, вместе с ним мы сидим в тюрьме, вместе болеем, вместе страдаем».

Резник рассказывал о своем коллеге: «На вопрос, как он стал защитником Никитина, – человека, зачисленного чекистами в изменники родины, Шмидт с полным правом может ответить: «этого дела я ждал всю жизнь». На вопрос, как я оказался одним из защитников Никитина, отвечу: «Шмидт позвал». Ни одного неверного шага, цепь последовательного сокрушения неправедного, искусственно созданного обвинения; мужество и стойкость, помноженные на профессиональные адвокатские ходы».

Статья, которая грозила Никитину, в то время была расстрельной. И Шмидт защищал его все четыре с половиной года и двенадцать дней, не отступая.

В делах подобного рода его заслуги неоценимы. В результате борьбы за изменение меры пресечения, Шмидту удалось добиться очень принципиального постановления заместителя Генерального прокурора, которое разъясняло, что наличие государственной тайны определяется Законом и Указом президента, а не ведомственными нормативными актами, противоречащими  Конституции.

С 20 марта 96-го года адвокатам не нужно было больше проходить обязательную прежде в подобных случаях процедуру допуска к секретным документам. Это – благодаря команде Шмидта, инициировавшей рассмотрение дела в Конституционном суде. С тех пор подследственному, чье дело содержало признаки государственной тайны, было обеспечено право самому выбрать адвоката, которому он доверяет, не дожидаясь, кого ему  приведет  обвинение, вовсе не заинтересованное в том, чтобы он был оправдан… А сам Шмидт стал первым адвокатом, который приступил к защите по делу о разглашении Государственной тайны   отказавшись дать подписку о неразглашении.

Как защитник Никитина Шмидт вносил в свою работу избыточную искренность. Оппоненты считали, что у него чрезвычайно неприятный характер. И страстность,  которую он вкладывал в  выступления, например, обличая врагов в зале суда, или на любой иной трибуне – по высокому градусу, случалось, напоминала детскую ссору. Но может быть, именно это, проигрышное во всякой другой ситуации, и вообще непозволительное для профессионала качество, помогло ему сохранить способность безошибочно выбирать дела, в которых не приходится кривить душой.

Адвокатская практика Шмидта, как и его жизнь, полны невероятных поворотов, встреч, побед и  горечи разочарований.

Говорят, он начинал как адвокат по уголовным делам, и судьба, будто, препятствовала ему в перемене амплуа. А может причина была другой. Как-то отец сказал ему, в самую горячую пору юношеского безрассудства: «Пожалей нас с мамой. Я за тебя отсидел». За спиной у отца было полтора десятилетия колючей проволоки. Как мальчик из хорошей семьи Юрий не мог не считаться с родительской просьбой. Зато оказавшись вне зоны влияния тех, кого мог сильно огорчить, будто наверстывал упущенное! Пылающий Тбилиси, простреленное пулей окно в гостиничном номере, – он ведет процесс по защите Тореза Кулумбегова из Южной Осетии. Менялись страна и жизнь. Появлялись и исчезали законы. А он защищал свободу. В 1989-м – лидера армян Нагорного Карабаха Аркадия Манучарова. В 1991-м – Тореза Кулумбегова. В 1993-м – узбекского журналиста Абдуманноба Пулатова. В 1997-м  вел защиту прав русского военного пенсионера из Эстонии Сергея Мирошниченко. В 1996-м – бывшего афганского офицера Абдул Гафара. Он представлял в суде семьи погибших парламентариев Галины Старовойтовой и Сергея Юшенкова.

Шмидт создал Российский комитет адвокатов в защиту прав человека. Именно он на  митинге 20 августа 1991 года на Дворцовой площади Ленинграда  произнес: «Как юрист заявляю: любое сопротивление действиям путчистов будет правомерным».

…В последний раз мы виделись на традиционной новогодней вечеринке радио «Эхо Петербурга» год назад. Вместе сидели за столиком, внизу блестел и искрился праздник.  А он говорил о своем подзащитном Михаиле Ходорковском. Как говорят влюбленные.

Прав он был или нет, но именно это давало ему силы жить и служить своему делу, несмотря на тяжелую болезнь.

Нынче, удаляя сотню ответов на новогодние SMS, я чувствовала, что делаю что-то неправильное. Хотя на мониторе всего лишь стояло лаконичное: «Спасибо, Таня». Как человек хорошего воспитания, Юрий Маркович отвечал на поздравления. А с такими людьми, – простите мне множественное число, – никак не верится, что они смертны.

В делах, которые вел Юрий Шмидт и работавшая с ним команда защитников, им удавалось совершить кардинальный переворот в отечественном правосудии. С Никитиным, например, это был первый случай полного проигрыша спецслужб, обвинивших человека в самой страшной провинности – измене Родине, и полностью разбитых доказательствами защиты. На разных этапах Шмидту и большой команде защитников (Генри Резник, Михаил Матинов, Иван Павлов) удалось добиться  заметных перемен в российском законодательстве, изменив к лучшему положение такой процессуальной фигуры как обвиняемый.

Что бы ни говорили о нем, Юрий Шмидт всегда служил России.

Светлая ему память!