4.1. 20 ноября 1997 года сотрудниками Управления ФСБ РФ по Тихоокеанскому флоту (далее УФСБ по ТОФ) и Управления ФСБ РФ по Приморскому краю (далее УФСБ по ПК) был произведен обыск в квартире Пасько. Данное следственное действие выполнено с нарушением закона, выразившимся в следующем:

а) Из материалов уголовного дела усматривается, что 20.11.97 следователем Егоркиным было вынесено постановление о производстве обыска по месту жительства Пасько (том 5 л.д. 13). В порядке ст. 132 УПК РСФСР он составил отдельное поручение и направил его начальнику СО УФСБ по ПК Хвалько с просьбой поручить проведение обыска следователям СО УФСБ по ПК (том 5 л.д. 14).

Согласно протоколу обыска, он был произведен старшим следователем следственного отдела УФСБ по ПК Изотовым совместно с оперативными сотрудниками УФСБ по ТОФ и УФСБ по ПК (том 5 л.д. 15-19).

Между тем, анализ материалов дела показывает, что следователь Изотов не имел законных полномочий на совершение данного следственного действия. Кроме того, этим следователем в ходе обыска был допущен целый ряд нарушений уголовно-процессуального закона.

В соответствии с ч. 1 ст. 70 УПК РСФСР, следователь вправе производить следственные действия по находящимся в его производстве делам. Согласно постановлению о возбуждении уголовного дела (том 1 л.д. 1-2), оно было принято к производству следователем следственного отделения УФСБ по ТОФ Егоркиным.

Допрошенный в качестве свидетеля следователь Егоркин в судебном заседании (том 24 л.д. 47-67) пояснил, что занятость в других следственных действиях не позволила ему самостоятельно произвести обыск. Как объяснил свидетель, именно это обстоятельство явилось основанием к тому, чтобы он дал поручение на производство следственного действия другому следователю.

В соответствии с положениями ч. 3 ст. 132 УПК РСФСР, поручение следователем производства следственных действий другому следователю возможно лишь в случае необходимости их производства в другом районе. Обыск же 20-21 ноября 1995 года произведен во Владивостоке, т.е. в районе расследования дела, что исключало возможность его поручения другому следователю.

Таким образом, составленное следователем отдельное поручение на производство обыска противоречит требованиям ст. 132 УПК РСФСР.

Кроме того, как видно из исследованных судом материалов дела, в том числе из сообщения УФСБ по ПК (том 20 л.д. 77), начальник Следственного отдела УФСБ по ПК Хвалько, на чье имя адресовалось отдельное поручение, письменных указаний о производстве обыска следователю Изотову не давал. Это обстоятельство подтвердили в судебном заседании свидетели Изотов (том 25 л.д. 52-66), Хвалько и Баранович (том 26 л.д. 56-68). Ссылка следователя Изотова, допрошенного в судебном заседании в качестве свидетеля, на то, что ему могли быть даны устные указания, является несостоятельной по следующим причинам:

Во-первых, в соответствии с ч. 2 и 3 ст. 127-1 УПК РСФСР, указания начальника следственного отдела о производстве отдельных следственных действий даются следователю в письменной форме.

Во-вторых, как это следует из вышеуказанного сообщения, и других исследованных в суд документов, отдельное поручение в УФСБ по ПК официально поступило лишь 25 ноября 1997 года, т.е. спустя пять дней после производства обыска. Таким образом, начальник Следственного отдела УФСБ по ПК 20 ноября 1997 года не имел законных оснований давать какие-либо указания о производстве обыска следователю Изотову, а последний, в связи с этим, производить его.

Оперативные сотрудники Поздняков и Алексеев, участвовавшие в производстве обыска, также не имели законных полномочий, что подтверждается отсутствием в материалах дела соответствующих письменных указаний или поручений.

Таким образом, у лиц, производивших обыск по месту жительства Пасько, отсутствовали надлежащим образом оформленные правомочия на производство этого следственного действия. б) В соответствии с ч. 2 ст. 169 УПК РСФСР, при обыске должно быть обеспечено присутствие лица, у которого производится обыск, либо совершеннолетних членов его семьи. Таким образом, обеспечение присутствия лица, у которого производится обыск либо членов его семьи является обязанностью лица, совершающего следственное действие.

Данные положения закона, предоставляющие гарантии прав обвиняемого, в ходе производства обыска по месту жительства Пасько были нарушены. Несмотря на то обстоятельство, что Пасько во время производства обыска не был занят в других следственных действиях, следствие не обеспечило его участие в обыске.

Не обеспечил надлежащим образом следователь и присутствие членов семьи Пасько. Как видно из протокола обыска (том 5 л.д. 15), данное следственное действие было начато в 21 час 20 минут 20.11.97 в присутствии жены Пасько — Морозовой Г.М. Далее в протоколе (том 5 л.д. 15 оборот) имеется следующая запись “Морозова Галина Михайловна в 22-45 заявила ходатайство о перемещении в другие помещения квартиры во время производства обыска“. В конце протокола Морозова сделала запись в протокол, что при обыске она “присутствовала эпизодически, за действиями семерых лиц наблюдать не имела возможности“. Данные обстоятельства подтвердили все участники этого следственного действия, в том числе и понятые, допрошенные в качестве свидетелей, как на предварительном следствии, так и в судебном заседании.

Оперативный сотрудник Поздняков, а также участвовавший в обыске понятой Басинский, допрошенные в качестве свидетелей в судебном заседании, пояснили, что следователь разрешил Морозовой выходить из комнаты, в которой производился обыск. Подтвердил это обстоятельство в суде и сам следователь Изотов.

Согласно ч. 2 ст. 169 УПК РСФСР, в случае невозможности присутствия членов семьи лица, у которого производится обыск, следователем должны быть приглашены представители жилищно-эксплуатационной организации. В связи с тем, что Морозова Г.М. была утомлена после рабочего дня и физически была не в состоянии проследить за действиями семи лиц, проводивших в течение семи часов обыск в трехкомнатной квартире в ночное время, и поэтому по объективным причинам отсутствовала при обыске в некоторых помещениях, следователь обязан был пригласить и обеспечить присутствие представителей ЖЭО, однако, этого не сделал.

Таким образом, обыск по месту жительства Пасько был произведен с нарушением требований ст. 169 УПК РСФСР. в) Как это видно из протокола, обыск был проведен в ночное время.

Между тем, согласно ч. 1 ст. 170 УПК РСФСР, производство обыска в ночное время, кроме случаев, не терпящих отлагательства, не допускается.

Из постановления о производстве обыска и соответствующего протокола не следует, что в данном случае имели место обстоятельства, диктующие необходимость безотлагательного производства этого следственного действия. Между тем, обязанность по обоснованию своих решений и действий лежит на должностном лице, принимающим такие решения или производящим такие действия.

Допрошенный в качестве свидетеля, следователь Егоркин в судебном заседании 07.08.01 показал, что основания для производства обыска на квартире у Пасько и в его гараже были одинаковыми. Обыск в гараже был произведен днем 29.11.97 (том 6 л.д. 41-42). Между тем, какие чрезвычайные обстоятельства обусловили необходимость производства обыска на квартире в ночное время, свидетель Егоркин пояснить суду не смог.

Оперативные сотрудники Алексеев и Поздняков, допрошенные в качестве свидетелей в судебном заседании, показали, что следователь Егоркин не давал им специальных указаний на производство обыска в ночное время. Не получал таких указаний и следователь Изотов.

Таким образом, в нарушение ч. 1 ст. 170 УПК производство обыска в ночное время не было продиктовано процессуальной необходимостью. г) В соответствии с ч. 2 ст. 176 УПК РСФСР, все изымаемые документы должны быть перечислены в протоколе или описи с точным указанием их индивидуальных признаков. В нарушение этого требования следователь Изотов в большинстве случаев ограничился указанием количества листов, содержащихся в изъятых документах, недостаточно описав их содержание. В отдельных случаях (позиции протокола: 57, 59, 63, 68, 86, 87, 90 и др.) содержание изъятых документов вообще не отражено. Данное нарушение повлекло недопустимое разночтение в протоколах обыска и осмотра изъятого в ходе этого обыска.

Не указано в протоколе и место обнаружения каждого изъятого документа и предмета. Не смогли точно указать эти места и участники следственного действия, допрошенные судом в качестве свидетелей.

Таким образом, не соответствует фактическим обстоятельствам дела вывод суда (стр. 6 приговора, 4 абзац) о том, что из протокола обыска усматривается, что по месту жительства Пасько были обнаружены и изъяты рукописные записи о состоявшемся 11 сентября 1997 года разборе ЗТУ ТОФ.

д) Следователь Изотов допустил присутствие в помещении, где производился обыск посторонних лиц, сведения о которых не занесены в протоколе. Об этом свидетельствует запись сделанная в протоколе супругой подсудимого Г.М. Морозовой, а также другие объективные данные:

Как показал свидетель Алексеев, после полуночи в квартире появился сотрудник Малышев. Свидетель Поздняков показал: “В квартиру поднялись следователь, Алексеев, я и двое свидетелей. Позже в квартиру пришли два человека — оперативный работник и специалист по компьютерам”. Подтвердила присутствие в квартире посторонних лиц и сама Морозова, допрошенная судом 28.08.01 в качестве свидетеля.

Допустил следователь и то, что понятые не всегда могли наблюдать за действиями других лиц, участвующих в производстве обыска. Как пояснили суду свидетели Поздняков и Басинский, понятые находились в том помещении, где двое сотрудников ФСБ (Алексеев и Поздняков) производили непосредственный поиск. При этом следователь находился не всегда рядом с ними, поскольку был занят составлением протокола в другой комнате квартиры. Кроме того, как показали суду свидетели Алексеев и Поздняков, в то время когда они производили обыск в одной комнате, в остальных помещениях квартиры, недоступных для наблюдения понятых, присутствовали другие лица, в том числе не указанные в протоколе обыска.

Таким образом, при производстве обыска были допущены грубые нарушения уголовно-процессуального закона.

4.2. В материалах дела имеется протокол осмотра предметов и документов, изъятых в ходе обыска по месту жительства Пасько (том 5 л.д.21-46). Данное следственное действие было произведено 21-22 ноября 1997 года старшим оперуполномоченным 1-го отдела УФСБ по ТОФ капитаном 2 ранга Доровских с участием понятых Оноприенко и Шабленко.

Из материалов уголовного дела следует, что протокол этого следственного действия сфальсифицирован.

Эксперты, проводившие криминалистические исследования протокола в заключении No 389/01 от 15.06.99 (том 20 л.д. 168-171), а также в заключении No 11 от 03.09.01. (том 29 л.д. 223-238) пришли к выводу, что на некоторых листах протокола, подписи от лица понятых исполнены другими лицами. Кроме того, из заключения эксперта No 381/02 от 18.06.99 (том 20 л.д. 163-164) следует, что в текст этого протокола вносились не оговоренные участниками осмотра дописки.

Как видно из протокола обыска по месту жительства Пасько от 20 ноября 1997 года, в ходе этого следственного действия было изъято имущество, опись которого состоит из 117 позиций. В числе изъятого имущества значатся и документы в количестве 1762 листов. Однако в протоколе осмотра от 21 ноября 1997 года изъятых в квартире предметов и документов указано, что осмотрено 319 предметов, в том числе документов на 2027 листах. Таким образом, осмотренных документов значительно больше, чем изъято в ходе обыска. Все эти обстоятельства свидетельствуют о грубых нарушениях, допущенных при составлении протокола осмотра от 21.11.97, что должно было повлечь исключение этого протокола из совокупности доказательств по уголовному делу.

Военный суд Тихоокеанского флота частным определением от 20 июля 1999 года (том 21 л.д. 244-250) обратил внимание начальника УФСБ по ТОФ и военного прокурора Тихоокеанского флота на факты фальсификации материалов уголовного дела.

Так, в частном определении указано:

“Данные, свидетельствующие о фальсификации, установлены и при исследовании судом протокола осмотра предметов и документов, изъятых в ходе обыска квартиры Пасько Г.М., который составил старший оперуполномоченный 1-го отдела УФСБ по ТОФ капитан 2 ранга Доровских В.В. (л.д. 21-46 том 5)… Приведенные факты фальсификации повлекли за собой признание обоих протоколов полученными с нарушением закона и исключение их из совокупности доказательств по делу“.

Частное определение не было ни обжаловано, ни опротестовано и 27 июля 1999 года вступило в законную силу. Не было оно отменено и в ходе кассационного рассмотрения уголовного дела в Военной коллегии Верховного Суда РФ.

В соответствии с ч. 1 ст. 6 Закона “О судебной системе Российской Федерации”, вступившие в законную силу постановления судов являются обязательными для всех без исключения органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений, должностных лиц, других физических и юридических лиц и подлежат неукоснительному исполнению на всей территории Российской Федерации.

Таким образом, факты, изложенные в частном определении Военного суда Тихоокеанского флота от 20.07.99 должны считаться установленными. Следовательно, протокол осмотра от 21.11.97 является недопустимым доказательством и неправомерно использован судом, повторно рассмотревшим уголовное дело. В материалах дела имеется другой протокол — дополнительного осмотра рукописных записей (том 5 л.д. 77-82), который составлен 26.11.97 сотрудником УФСБ по ТОФ Столбовым.

При исследовании этого протокола в судебном заседании визуально было установлено, что в тексте документа имеются фрагменты, выполненные в различных условиях. С целью уточнения этого обстоятельства судом по ходатайству защитников была назначена судебно-техническая экспертиза документа.

В заключении No 560/02 от 27.07.01 (том 29 л.д. 240-248) эксперт пришел к выводу, что отдельные фрагменты вышеуказанного протокола, в том числе записи установочных данных понятых “являются дописанными на оставленные для этого свободные участки бумаги документа”. Кроме того, эксперт выявил и другие дописки, имеющиеся в протоколе.

Таким образом, в протокол внесены изменения (дописки), правильность которых никем не удостоверена.

Это обстоятельство свидетельствует о грубом нарушении элементарных правил составления процессуальных документов, что влечет признание и этого протокола недопустимым доказательством.

4.3. Постановление о признании рукописных записей вещественным доказательством вынесено с нарушением закона.

24 ноября 1997 года старшим помощником Военного прокурора ТОФ Осипенко вынесено постановление о поручении расследования уголовного дела оперативно-следственной группе (том 1 л.д. 106-107). В соответствии с этим постановлением производство предварительного следствия по уголовному делу было поручено четырем следователям: Егоркину, Ляховской, Василенко, Великому, а производство следственных и оперативно-розыскных действий поручалось целому ряду сотрудников ФСБ (Доровских, Горбунов, Столбовой и др.).

Таким образом, прокурор четко разграничил полномочия лиц, привлеченных к расследованию этого уголовного дела. Одной группе (четырем следователям) было поручено производство предварительного следствия в полном объеме, включая принятие процессуальных решений по делу (вынесение постановлений). Другой группе было поручено лишь производство следственных действий, таких как обыски, выемки, допросы, осмотры и т.п.

Несмотря на такое разделение компетенции, некоторые постановления по делу были вынесены лицом, входящим во вторую группу, — т.е. не имеющим законных полномочий на принятие процессуальных решений. Так, сотрудником Столбовым было вынесено 15 постановлений, в том числе постановление о признании вещественным доказательством рукописных записей, выполненных Пасько на разборе ЗТУ (том 5 л.д. 308).

*** Таким образом, орган предварительного расследования допустил нарушения процессуального законодательства на каждой стадии получения доказательств (при собирании, закреплении и приобщении к материалам дела). ***

Давая оценку доказательствам, собранным в ходе обыска и осмотра, суд в приговоре (стр. 6 абзац 4) указал:

“Несмотря на установленные судом нарушения процессуального законодательства, допущенные органом следствия при обыске и осмотре, суд не находит оснований для признания их протоколов в части, подтверждающей изъятие у Пасько указанных рукописных записей, не имеющими юридической силы, поскольку эти нарушения не влияют на объективность вывода о принадлежности и хранении данных записей именно Пасько”.

Таким образом, суд установил, что при получении доказательств по уголовному делу в ходе обыска и осмотра нарушения процессуального законодательства действительно имели место. Вместе с тем, суд посчитал возможным использовать протоколы этих следственных действий в качестве доказательств, поскольку их достоверность не вызвало у суда сомнения.

Между тем, в соответствии с ч. 2 ст. 50 Конституции РФ, при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона. Согласно ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР, доказательства, полученные с нарушением закона, признаются не имеющими юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения. Причем закон не делает никаких исключений из этого правила, в том числе для таких нарушений, которые не влияют на те или иные выводы суда. Из приведенных положений законодательства следует, что достоверность доказательства не может служить обстоятельством, нейтрализующим допущенные нарушения закона.

Эти положения были проигнорированы судом при вынесении приговора. Тем самым суд грубо нарушил уголовно-процессуальный закон.

4.4. В основу приговора суд положил сводки контроля телефонных переговоров Пасько, которые были подготовлены органами, осуществлявшими в отношении него оперативно-розыскные мероприятия. Так, в приговоре (стр. 14 последний абзац, стр. 15 абзац 1) указано:

“…суд имеет все основания считать, что исследованные судом сводки оперативного контроля являются объективными, а поэтому могут быть положены в обоснование выводов настоящего приговора. При этом использование этих сводок для обоснования выводов приговора суд считает допустимым…”.

Таким образом, суд признал сводки допустимыми доказательствами, объективно отражающими содержание разговоров Пасько и Окано.

По мнению суда, в содержании этих сводок значение для обвинения имеет та их часть, которая касается обсуждения зачетно-тактических учений, проходивших на Тихоокеанском флоте. Так, в приговоре (стр. 13 абзац 4) указано:

“Давая оценку содержащимся в сводках оперативного контроля телефонных переговоров между Пасько и ОКАНО No 2775 за 24-25 августа 1997 г., No 2851 за 28-30 августа 1997 г. и No 2951 за 4-7 сентября 1997 г., сведениям о проявленном ОКАНО интересе к проводимым в этот период на флоте учениям, суд, несмотря на заявление Пасько о том, что оперативно-розыскная деятельность в отношении него велась с нарушением закона, а полученные при этом результаты не могут служить доказательствами по предъявленному ему обвинению, и его отказ давать показания именно по этим сводкам, находит содержащиеся в сводках фактические данные об этом объективными…”.

Поскольку сами магнитные пленки с записями телефонных разговоров не сохранились, и Пасько по этой причине отказался давать пояснения по таким сводкам, суд стал обосновывать достоверность их содержания с помощью косвенных доказательств. При этом был избран подход, при котором для обоснования объективности всего содержания сводок суд ограничился анализом доказательств, подтверждающих объективность лишь части содержания этих сводок.

Другими словами, цепь рассуждений в приговоре сводится к следующему:

Согласно содержанию исследованных судом сводок контроля телефонных переговоров No 2775, No 2851 и No 2951, в зафиксированных на них диалогах обсуждается несколько тем, в том числе и тема зачетно-тактических учений ТОФ. Каждой теме соответствует определенный фрагмент диалога.

В деле отсутствуют прямые доказательства, подтверждающие объективность содержания хотя бы части этих сводок. Однако, имеются доказательства, которыми косвенно подтверждается объективность сведений, содержащихся в отдельных фрагментах беседы. Несмотря на то, что именно в этих фрагментах вопросы зачетно-тактических учений ТОФ не затрагиваются, суд признал такие доказательства достаточными для того, чтобы прийти к выводу о достоверности и объективности содержания всех сводок, в том числе и той их части, которая касается ЗТУ ТОФ.

Несостоятельность такого подхода при оценке доказательств очевидна.

Защитники в своих письменных заявлениях неоднократно обращали внимание суда на нарушения закона, допущенные органом, осуществлявшим оперативно-розыскную деятельность, при контроле телефонных переговоров и факсимильных отправлений Пасько. Кроме того, нарушения процессуальных норм были допущены и органом предварительного расследования при получении сводок контроля телефонных переговоров Пасько и копий его факсимильных отправлений.

Аргументация заявлений защиты сводилась к отсутствию в материалах дела соответствующих постановлений начальника УФСБ по ТОФ о представлении следователю результатов оперативно-розыскной деятельности. Такое процессуальное оформление передачи является обязательным в силу ч. 3 ст. 11 Закона “Об оперативно-розыскной деятельности”. Является это обязательным и согласно ведомственным нормативным актам, в том числе актам ФСБ РФ.

Так, в соответствии с межведомственной Инструкцией “Об основах организации и тактики проведения оперативно-технических мероприятий”, утвержденной приказом ФСБ РФ, МВД РФ, ФСО РФ, Службы Безопасности Президента РФ, ФПС РФ, ФСНП РФ, ГТК РФ от 19.06.96 No281/дсп/306/дсп/30/дсп/215/дсп/66/дсп/390/дсп/191/дсп/374/дсп (пункт 28), предоставление результатов проведенных мероприятий следователю осуществляется на основании постановлений руководителей органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность. На необходимость учета этих требований указывается в п. 33 Инструкции о порядке организационного обеспечения оперативно-технических мероприятий “ПТП”, утвержденных Приказом ФСБ РФ No 0019 от 30.11.96.

Эти требования при предоставлении сводок контроля телефонных переговоров и копий факсимильных сообщений в рамках расследования настоящего уголовного дела выполнены не были.

Таким образом, в ходе судебного следствия было бесспорно установлено, что сводки контроля телефонных переговоров и копии перехваченных факсимильных сообщений представлялись органу предварительного расследования с нарушением требований закона и других нормативных актов.

Согласившись с тем, что нарушение, на которое указывали защитники, действительно имело место, суд в приговоре указал:

“…Поскольку в данном случае как орган, осуществляющий оперативно-розыскную деятельность, так и орган предварительного следствия, были подчинены одному и тому же руководителю, передача без вынесения постановления результатов оперативно-розыскных мероприятий из одного подразделения УФСБ по ТОФ в другое для принятия правового решения, по убеждению суда, лишь формально не соответствует установленным нормативными актами предписаниям, однако, в данном конкретном случае, существенным нарушением норм закона не является“.

Таким образом, вопреки требованиям ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР, судом еще раз осознано использованы доказательства, полученные с нарушением закона. Кроме того, факсимильные сообщения, положенные в основу приговора были незаконно перехвачены органами, осуществлявшими в отношении Пасько оперативно-розыскную деятельность.

Оперативно-розыскным мероприятием, в ходе которого могли быть получены факсимильные сообщения, являлось либо снятие информации с технических каналов связи, либо контроль почтовых отправлений, телеграфных и иных сообщений. Оба этих вида оперативно-розыскных мероприятия ограничивают конституционное право гражданина на тайну сообщений, передаваемых по сетям электрической связи. По этой причине, в силу требований ст. 8 Закона “Об оперативно-розыскной деятельности”, проведение таких мероприятий допускается на основании соответствующего судебного решения. Между тем, такого судебного решения в материалах дела нет.

Имеющиеся в деле судебные постановления (том 6 л.д. 245-249) разрешали органам, осуществлявшим оперативно-розыскную деятельность производить “прослушивание телефонов” и контроль почтовых отправлений Пасько, но не предусматривали санкцию на осуществление контроля факсимильных сообщений.

Как указано в препроводительной заместителя начальника 1 отдела УФСБ по ТОФ Надина В.Я. (том 6 л.д. 160), факсимильные сообщения получены в результате “оперативно-технических мероприятий по прослушиванию телефонных переговоров“. Очевидно, что для этого сотрудники оперативно-технического подразделения использовали техническую возможность аппаратуры, предназначенной для прослушивания телефонных разговоров, фиксировать факсимильную информацию, передаваемую по той телефонной линии, которую использует прослушиваемый абонент. Однако, наличия одной лишь технической возможности для этих действий недостаточно. Как уже отмечалось, судебное разрешение на прослушивание телефонных переговоров не подразумевает разрешение на другие оперативно-розыскные мероприятия, которые ограничивают конституционные права граждан, в том числе и право на тайну факсимильных сообщений.

Таким образом, факсимильные сообщения были перехвачены с нарушением требований Закона “Об оперативно-розыскной деятельности”. Несмотря на это, суд использовал их для обоснования обвинительного приговора, чем были нарушены требования ч. 3 ст. 69 УПК РСФСР. Кроме того, суд скрыл от участников процесса некоторые доказательства, имеющие существенное значение для решения вопроса о достоверности сводок контроля телефонных переговоров. Так, суд не предоставил сторонам возможность исследовать в судебном заседании сообщение Владивостокской Городской Телефонной Сети от 05.10.01 No 1055 (том 31 л.д. 205) на запрос Тихоокеанского флотского военного суда от 26.09.01 No 2604 (том 31 л.д. 204). К тому же, вопрос о направлении указанного запроса с участниками процесса судом не обсуждался, определение не выносилось.

Как следует из резолюции, содержащейся на письме ВГТС, документ поступил председательствующему в судебном заседании военному судье Кувшинникову 8 октября 2001 года. Однако, сторона защиты получила возможность ознакомится с содержанием этого документа лишь после вынесения приговора при ознакомлении с протоколом судебного заседания.

Содержание этого сообщения свидетельствует о том, что ВГТС не располагает сведениями о фактах международных телефонных звонков и продолжительности разговоров Пасько. Тем самым, суд лишался последней возможности хоть чем-то дополнительно подкрепить сводки контроля телефонных переговоров, фонограммы по которым не сохранились. Для того, чтобы скрыть слабость своей аргументации суд попросту проигнорировал это доказательство и скрыл его от участников процесса.

4.5. В судебном заседании была назначена и проведена экспертиза документов с целью определения в них сведений, составляющих государственную тайну. Подготовленное экспертами 14 сентября 2001 года заключение было приобщено к материалам дела (том 29 л.д. 259-305). Некоторые выводы, содержащиеся в этом заключении, положены в основу приговора.

Так в приговоре (стр. 9 абзацы 4 и 5) указано:

“Сопоставив данные заключения, суд находит, что содержащиеся в них выводы о наличии в записях Пасько о разборе учений сведений …, которые составляют государственную тайну, в целом являются последовательными, достаточно аргументированными и основанными на правильном применении норм законодательства при экспертных оценках, в связи с чем принимает вышеуказанные выводы за основу приговора. Вместе с тем, в части объема сведений, подлежащих отнесению к государственной тайне, суд признает выводы участвовавших в судебном заседании экспертов более мотивированными и основанными на более тщательном и объективном исследовании предмета экспертизы, а поэтому в данной части суд признает обоснованными именно их выводы и отвергает противоречащие им выводы полученных на предварительном следствии экспертных заключений”.

Между тем, при назначении и производстве этой экспертизы были нарушены нормы уголовно-процессуального законодательства.

а) В соответствии с ч. 1 ст. 7 Закона “О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации”, при производстве судебной экспертизы эксперт независим, … он не может находиться в какой-либо зависимости от органа или лица, назначивших судебную экспертизу, сторон и других лиц, заинтересованных в исходе дела.

Между тем все лица, привлеченные судом для производства экспертизы, имели допуск к сведениям, составляющим государственную тайну, оформленный в порядке ст. 21 Закона “О государственной тайне”. В связи с этим имеются серьезные основания полагать, что при проведении экспертизы они не могли быть в полной мере объективными и независимыми.

В п. 5 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 27 марта 1996 года No 8-П указывается:

“Зависимость выбора обвиняемым адвоката от наличия у последнего допуска к государственной тайне противоречит также принципу состязательности и равноправия сторон в судопроизводстве, закрепленному в статье 123 (часть 3) Конституции Российской Федерации. Расследование большинства уголовных дел, в материалах которых содержатся сведения, составляющие государственную тайну, в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством возложено на органы Федеральной службы безопасности. Эти же органы согласно статьям 21 и 22 Закона Российской Федерации “О государственной тайне” проводят проверочные мероприятия в отношении лиц, которым оформляется допуск к государственной тайне, и тем самым фактически предопределяют решение о его выдаче. При таких обстоятельствах адвокат объективно оказывается в зависимости от органов, осуществляющих уголовное преследование, что ставит защиту и обвинение в неравное положение“. В такой же зависимости от органов, осуществляющих уголовное преследование, находились и приглашенные судом эксперты. Все эксперты заявили, что в случае лишения их представителями ФСБ допуска к сведениям, составляющим государственную тайну, они сразу же утратят занимаемую должность.

Таким образом, лица, имеющие оформленный органами ФСБ РФ допуск к сведениям, составляющим государственную тайну, приглашенные судом для производства экспертизы не отвечали требованиям, предъявляемым к экспертам процессуальным законодательством.

б) В соответствии со ст. 78 УПК РСФСР, экспертиза назначается в случаях, когда необходимы специальные познания в науке, технике, искусстве или ремесле. Назначая экспертизу, суд мотивировал свое определение (том 29 л.д. 125-136) нуждаемостью в специалистах с познаниями в области защиты государственных секретов. Между тем, осталось неясным, какую конкретную специальность должны иметь эксперты. Нет указаний на наличие таких специалистов и в номенклатуре специальностей научных работников, утвержденной Приказом Миннауки РФ от 28.02.95 No 24.

Это обстоятельство фактически лишило защиту возможности предлагать суду свои кандидатуры экспертов и представлять свои формулировки вопросов им на разрешение.

Как пояснили эксперты, предполагаемые исследования состоят только лишь в применении нормативных правовых актов (Закона “О государственной тайне”, Указа Президента РФ от 30.11.95 No 1203, Приказа Минобороны No 055-96, Приказа Минатома No 035-96). Каких либо научных методик, подлежащих применению в ходе производства экспертиз, эксперты использовать не собирались и не использовали.

Таким образом, вопросы, для разрешения которых были приглашены эксперты, носили правовой характер и выходили за рамки компетенции экспертов.

Обстоятельства, указанные в пунктах а) и б), в силу п. 3 ч. 1 ст. 59 и п. 4 ч. 1 ст. 67 УПК РСФСР, являлись основанием для отвода всех лиц, входящих в комиссию экспертов. Однако суд необоснованно отклонил заявленный защитниками отвод. в) Эксперт Порядный с 1989 по 2000 год проходил военную службу на 375 Береговой технической базе ТОФ. Как пояснил суду эксперт Карих, в 1997 году он проходил службу в Штабе ВМФ РФ и являлся “направленцем” по Тихоокеанскому флоту. По долгу своей службы Карих был знаком со всей документацией, касающейся зачетно-тактических учений сил Тихоокеанского флота, проходивших осенью 1997 года (том 25 л.д. 146-147). При производстве “исследований”, Карих экспертировал рукописный документ со сведениями об учениях флота, а Порядный — документы, касающиеся 375 БТБ ТОФ.

Как заявили эти эксперты в ходе допроса, знания фактических обстоятельств дела позволили им подготовить свою часть заключения. Не обладая такими фактическими познаниями, эти эксперты не смогли бы справиться с поставленной перед ними задачей (том 25 л.д. 148).

Таким образом, в состав экспертной комиссии входили лица, которые наряду со “специальными познаниями” обладали еще знанием фактических обстоятельств, подлежащих установлению по делу, т.е. лица являющиеся свидетелями. Совмещение в одном лице функций эксперта и свидетеля является недопустимым в силу требований п. 1 ст. 59, п. 1 ст. 67 УПК РСФСР. Однако, это обстоятельство не было учтено судом при оценке экспертного заключения.

г) В соответствии с ч. 3 ст. 16 Закона “О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации”, эксперт не вправе самостоятельно собирать материалы для производства экспертизы. В ходе производства судебной экспертизы этот запрет был нарушен.

Так, в своем заключении эксперты прямо указывают на то, что в ходе производства экспертизы ими исследовались не только те материалы, которые были переданы им судом, но и другие — собранные ими дополнительно (см. стр. 27, 31, 33, 35, 36, 43 заключения).

Кроме того, в ходе допроса некоторые эксперты подтвердили, что по своей инициативе собирали дополнительные справки, опрашивали офицеров ТОФ, фамилиями которых порой даже не интересовались, получали какую-то информацию по телефону от своих знакомых. В результате бесконтрольной деятельности экспертов суд был лишен возможности проверить достоверность источников собранной ими информации.

Так, на допросе в судебном заседании 19.09.01 эксперт Трунов заявил, что он встречался с должностными лицами УРАВ ТОФ и опрашивал их по документу “III. Утилизация оружия и вооружения”, беседовал с начальником УРАВ ТОФ Моисеенко И.Д., его заместителем Лысым М.В., начальником отдела Мизюльченко Ю.В. и другими офицерами этого управления. Эксперт Порядный тогда же заявил, что специально звонил в Москву и советовался по поводу документа “Перечень ПЛА, на которых имели место ядерные и радиационные аварии” с неким Тихоновым Виталием Дмитриевичем, которого, по выражению самого эксперта, считает “ходячей энциклопедией”. Эксперт Карих в ходе допроса показал суду, что для дачи заключения по рукописному документу ему пришлось опрашивать офицеров Управления боевой подготовки и Оперативного Управления ТОФ, кроме того, он самостоятельно запрашивал и исследовал дополнительные документы (том 25 л.д. 146). Точно также поступали и другие эксперты.

Эксперт Репин, который фактически являлся экспертом-организатором, подтвердил, что при подготовке заключения “комиссия привлекала посторонние документы”, эксперты общались с лицами, которые были знакомы им ранее по службе. Круг таких лиц суд экспертам не определял. Общение экспертов с офицерами происходило через соответствующих начальников, к которым по своей инициативе обращался сам Репин.

Такая инициативная деятельность экспертов является нарушением порядка производства исследований. д) В нарушение требований ч. 3 ст. 15 Конституции РФ, п. 10 и 12 Указа Президента РФ от 23 мая 1996 года No 763, при производстве исследования экспертами был использован нелегитимный нормативный правовой акт — Приказ МО No 055-96 (см. раздел II настоящей кассационной жалобы).

е) Как это следует из содержания заключения и пояснений экспертов, в состав экспертной комиссии входили специалисты разных специальностей. Этого требовал широкий спектр вопросов, ответы на которые интересовали суд.

В соответствии со ст. 23 Закона “О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации”, при производстве комиссионной экспертизы экспертами разных специальностей (комплексной экспертизы) каждый из них проводит исследования в пределах своих специальных знаний. В заключении экспертов, участвующих в производстве комплексной экспертизы, указывается, какие исследования и в каком объеме провел каждый эксперт, какие факты он установил и к каким выводам пришел. Каждый эксперт, участвующий в производстве комплексной экспертизы, подписывает ту часть заключения, которая содержит описание проведенных им исследований, и несет за нее ответственность. Общий вывод делают эксперты, компетентные в оценке полученных результатов и формулировании данного вывода.

В соответствии с разъяснениями, содержащимися в п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда СССР No 1 от 16.03.71 “О судебной экспертизе по уголовным делам” при производстве комплексной экспертизы в заключении экспертов должно быть указано, какие исследования провел каждый эксперт, какие факты он лично установил и к каким пришел выводам. Если основанием окончательного вывода явились факты, установленные другим экспертом, то об этом также должно быть указано в заключении.

При проведении экспертизы от 14 сентября 2001 года указанные требования выполнены не были. В производстве экспертизы участвовали восемь экспертов, однако, в заключении не указано, какие исследования провел каждый эксперт, какие он лично установил факты и к каким пришел выводам.

Как показал допрос экспертов, компетенция каждого из них определила разделение полномочий по вопросам, поставленным в определении о назначении судебной экспертизы. Так компетентным при ответе на все вопросы считал себя всего лишь один эксперт — Репин. Причем, в ходе допроса участники процесса имели возможность усомниться в бескрайней широте кругозора этого эксперта. Остальные эксперты в начале допроса заявили, что их участие в производстве экспертизы было разделено следующим образом: Эксперт Порядный отвечал на вопросы из разделов 1, 2, 3 и 6, Коньков — 7, 8 и частично 3 и 6, эксперт Карманов — 9, Исаевич — 4, Карих — 10, Трунов — 1(в, г), 7 и 8, Степанов — 1, 2, 5 и 6. Несмотря на комплексный характер исследований и то, что компетенция экспертов была между ними разграничена, каждый из них поставил свою подпись за все выводы заключения.

ж) В соответствии со ст. 191 УПК РСФСР заключение эксперта состоит из трех частей: вводной, исследовательской и выводов. При этом в исследовательской части заключения излагается процесс исследования: краткое описание исследуемых объектов, примененные при исследовании методы и полученные результаты, способы и приемы сравнительного исследования выявленных признаков и другие обстоятельства. Процесс исследования по решению каждого вопроса, поставленного перед экспертами, излагается в отдельном разделе.

Такие же требования к содержанию экспертных заключений предъявляет Закон “О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации”. Так, в соответствии с ч. 2 ст. 25 этого закона, в заключении комиссии экспертов должны быть отражены содержание и результаты исследований с указанием примененных методов.

Эти требования законодательства при производстве экспертизы соблюдены не были. Так, сам эксперт Репин в ходе допроса вынужден был согласиться с упреком защитников и заявил, что в заключении “исследовательская часть практически не представлена” (том 25 л.д. 171).

В связи с тем, что в заключении экспертов от 14 сентября 2001 года (как и в других имеющихся в деле аналогичных заключениях) отсутствует исследовательская часть, то на основании указанного экспертного заключения невозможно определить, какие сведения эксперты исследовали, на основании каких обстоятельств и каких проведенных исследований эксперты пришли к своим выводам.

Кроме того, большинство выводов заключения, в том числе, по мнению самих экспертов, имеют вероятностный характер, на недопустимость чего указывал Пленум Верховного Суда СССР в п. 14 Постановления от 16 марта 1971 года No 1 “О судебной экспертизе по уголовным делам”.

Таким образом, при назначении экспертизы, производстве экспертных исследований и подготовке заключения экспертов от 14.09.01 были допущены нарушения требований УПК РСФСР и Закона “О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации”.

***

Во время судебного следствия защитой было сделано более двух десятков письменных заявлений (Приложение No 4), в которых обращалось внимание суда на многочисленные факты других нарушений закона при производстве предварительного следствия. Иногда эти нарушения были сопряжены с откровенными фальсификациями, подтасовками и подлогами. Однако, суд избрал такой подход к оценке доказательств, при котором никакие аргументы защитников не принимались во внимание.

V. Инкриминируемые Пасько документы не содержат сведений, составляющих государственную тайну, даже применительно к нелегитимному Приказу Минобороны No 055-96. В приговоре суд пришел к выводу, что в рукописных записях имеются (стр. 2 абзац 4) “сведения, раскрывающие действительные наименования участвовавших в учениях особо важных и режимных соединениях и частях, в том числе, частях военной разведки, а также сведения, раскрывающие средства и методы защиты секретной информации участвовавшими в учениях частями радиоэлектронной борьбы, которые, в соответствии с абзацем 6 пункта 1 и абзацем 5 пункта 4 статьи 5 Закона Российской Федерации “О государственной тайне” от 21 июля 1993 г. No 5485-1 и его редакции (Федеральный Закона No 131-ФЗ от 6 октября 1997 г.), пунктами 13 и 77 Перечня сведений, отнесенных к государственной тайне, утвержденного Указом Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 г. No 1203, составляют государственную тайну”.

В обоснование этого суд привел выводы из заключений экспертных комиссий, которые проводили исследование документов на предмет определения в них сведений, составляющих государственную тайну.

Так в приговоре (стр. 9 абзац 4) указано:

“Сопоставив данные заключения, суд находит, что содержащиеся в них выводы о наличии в записях Пасько о разборе учений сведений, раскрывающих действительные наименования задействованных на учениях особо важных и режимных соединений и частей Тихоокеанского флота, в том числе, частей военной разведки, а также специфическую деятельность частей радиоэлектронной борьбы по обеспечению в ходе учений действий войск и сил ТОФ, которые составляют государственную тайну, в целом являются последовательными, достаточно аргументированными и основанными на правильном применении норм законодательства при экспертных оценках, в связи с чем принимает вышеуказанные выводы за основу приговора.

Вместе с тем, в части объема сведений, подлежащих отнесению к государственной тайне, суд признает выводы участвовавших в судебном заседании экспертов более мотивированными и основанными на более тщательном и объективном исследовании предмета экспертизы, а поэтому в данной части суд признает обоснованными именно их выводы и отвергает противоречащие им выводы полученных на предварительном следствии экспертных заключений”. Таким образом, суд пришел к выводу о секретности ряда сведений, содержащихся в рукописных записях, положив в его основу заключение комиссии экспертов от 14.09.01.

Между тем, положенные в основу приговора выводы заключения экспертов являются неправильными: 5.1. В своем заключении эксперты пришли к выводу, что в рукописных записях имеются “сведения о наличии в составе ЗТУ частей военной разведки (38 бррзк, 4 МРО)“, а также “сведения, раскрывающие действительные наименования особоважных и режимных … соединений и частей (10, 26 дпл, “К-442”)“, которые согласно примечанию 1 к пункту 240 Приказа МО No 055-96 являются секретными.

Согласно примечанию 1 к п. 240 Приказа МО РФ No 055-96, засекречиванию подлежат сведения, раскрывающие действительное наименование, особорежимной, особо важной или режимной воинской части или объекта, не подпадающих под действие международных договоров (соглашений), а также действительное наименование соединения, воинской части, учреждения, подразделения военной разведки.

Как видно из содержания рукописных записей, в них действительные наименования воинских частей только фрагментарно упоминаются. При этом, не приводится каких-либо дополнительных данных, указывающих на конкретные воинские части. На это обстоятельство обратил внимание эксперт Карих во время его допроса в судебном заседании (том 25 л.д. 148, 150-151, 153). Этот эксперт пояснил, что без дополнительной информации невозможно разобраться, о чем идет речь в рукописных записях.

Выделенные экспертами цитаты не являются сведениями, поскольку лишены признака информативности, присущему понятию “сведение”. Сведения — это сообщение о каком-либо факте. Из содержания этих записей и приведенных экспертами цитат невозможно понять, о каких фактах сообщается.

Автор записей исполнил их без соблюдения общепринятых правил письменного изложения информации. Отсутствие определенной системности записей делает невозможным для постороннего лица понять, о чем идет в них речь. Как показал в судебном заседании эксперт Карих, без дополнительных пояснений выявить смысл этих записей невозможно.

Таким образом, как из содержания приведенной экспертами цитаты, так и из записей в целом невозможно понять, о каких конкретно воинских частях идет речь. Поэтому нельзя утверждать, что в записях раскрыты действительные наименования конкретных режимных объектов.

Кроме того, сведения о воинских частях, в том числе их действительные наименования, с указанием объединений и соединений, в состав которых они входят, места их базирования, публиковались ранее в различных открытых источниках, в частности Справочнике А.С. Павлова “Военные корабли России 1997-1998г.г.”, изданном в 1997 году и в более ранних изданиях (том 28 л.д. 50-82, 122-126). Это обстоятельство подтвердил в судебном заседании эксперт Карих. Сделанный в заключении вывод экспертов о том, что на степень секретности информации никак не отражается факт ее опубликования в открытых источниках, противоречит закрепленным в статье 6 Закона “О государственной тайне” принципам законности, обоснованности и своевременности засекречивания сведений и их носителей. При этом действующим законодательством применение санкций за получение, хранение и распространение общедоступных сведений, не предусмотрено.

Это обстоятельство явилось одним из оснований для признания судом необоснованным той части обвинения Пасько, которая касается эпизода с документом “Перечень ПЛА, на которых имели место ядерные и радиационные аварии”.

Таким образом, принятый судом за основу приговора вывод экспертов о том, что в тексте рукописных записей раскрыты действительные наименования конкретных соединений и частей, является ошибочным. Следует также отметить, что в материалах дела имеется заключение комиссии экспертов при 8 Управлении Генерального штаба ВС РФ от 22.12.97 (том 7 л.д. 195-198), согласно которому в рукописных записях не обнаружено сведений, раскрывающих действительные наименования воинских частей, подпадающие под пункт 240 Приказа МО No 055-96. Таким образом, между выводами различных заключений экспертов имеются противоречия. Принимая выводы экспертной комиссии, готовивших заключение в судебном заседании, суд не указал, по каким причинам он отверг противоречащие им выводы заключения от 22.12.97.

Кроме того, как в заключении экспертов, так и в приговоре содержится ошибочная ссылка на положения абзаца 6 пункта 1 статьи 5 Закона “О государственной тайне” (сведения о … действительных наименованиях… войск И состоянии их боевого обеспечения…).

С учетом установленных Указом No 1203 и Приказом МО No 055-96 правил толкования союза “и” при перечислении сведений, степень секретности устанавливается для всех сведений в совокупности. То есть, для засекречивания конкретной информации со ссылкой на абзац 6 пункта 1 статьи 5 Закона “О государственной тайне”, необходимо, чтобы она содержала сведения: как о действительных наименованиях войск, так и о состоянии их боевого обеспечения.

Таким образом, одни лишь сведения о действительных наименованиях, без данных о состоянии боевого обеспечения не подпадают под положения статьи 5 Закона “О государственной тайне”, а потому не подлежат засекречиванию.

Как видно из содержания рукописных записей в них не раскрывается состояние боевого обеспечения тех войск, действительные наименования которых упомянуты в документе. Это подтвердил в судебном заседании эксперт Карих (том 25 л.д. 154 абзац 2).

Следовательно, эксперты и суд ошибочно квалифицировали процитированные сведения по абзацу 6 пункта 1 статьи 5 Закона “О государственной тайне”. 5.2. Эксперты также пришли к выводу, что в рукописных записях раскрываются сведения о деятельности частей радиоэлектронной борьбы (РЭБ) в ходе учений:

“…Комплексный технический контроль, оперативная маскировка (217 полк РЭБ). Открытые переговоры по связи — нарушения связи (всего> 200 нар.). “Р-79” (Совгавань) 12 нарушений радиосвязи… — установить факт развертывания сил до минуты; — минные постановки в районе Аскольда; — высадка десанта на мысе Клерка; — учения по ПВО, — силы до корабля, и т.д. — это все можно было установить из радиоперехвата… то же было и в марте, и в апреле, но меры не приняты. Дисциплина связи неудовлетворительная. Противодействие техническим средствам разведки противника. 217 полк подавлял некот. частоты, чтобы не передавалась закрытая инф.”

В заключении экспертов от 14.09.01 указано, что эти сведения подпадают под действие … пункта 129 Приказа МО РФ No 055-96.

Согласно пункту 129 Приказа МО РФ No 055-96, засекречиванию подлежат сведения, раскрывающие деятельность воинских частей радиоэлектронной борьбы в ходе учений и тренировок. Этот пункт имеет вторую часть (абзац), согласно которому засекречиванию подлежат те же сведения по подразделениям комплексного технического контроля. Причем степень секретности сведений дифференцирована в зависимости от уровня воинского формирования, которого эти сведения касаются:

пункт 129: Сведения о деятельности воинских частей радиоэлектронной борьбы в ходе учений и тренировок

3. — СС, 4. — С, 5. — С, 6. — С, 7. — Н, 8. — Н, 9. — С, 10. — С, 11. — Н, 12. — Н.

Те же сведения по подразделениям комплексного технического контроля 3. — С, 4. — С, 5. — Н, 6. — Н, 7. — Н, 8. — Н, 9. — Н, 10. — Н, 11. — Н, 12. — Н.

где

3. — сведения в целом по ВС, виду ВС РФ

4. — сведения по главному и центральному управлению, роду войск, округу (фронту), округу ПВО, группе войск, флоту

5. — сведения по армии, флотилии, ВВС, тылу флота, управлению военного округа, группе войск, центру тылового обеспечения

6. — сведения по корпусу, эскадре, военно-морской базе, военно-морскому району, дивизии

7. — сведения по бригаде, полку, училищу летчиков (штурманов), отдельному батальону, дивизиону, эскадрилье, кораблю 1, 2 и 3 ранга

8. — сведения по учреждению, базе, ВУЗу, предприятию и организации МО РФ

9. — сведения по ракетной армии, отдельной армии ПВО, флотилии АПЛ, режимному полигону

10. — сведения по режимному соединению, арсенале, базе

11. — сведения по режимной воинской части

12. — сведения по режимному учреждению, ВУЗу, предприятию и организации МО РФ и другим режимным объектам.

СС — совершенно секретно

С — секретно

Н — несекретные сведения

 

Как видно, из содержания приведенной цитаты, в ней речь идет о 217 полку РЭБ. Между тем, в соответствии с п. 129 Приказа МО РФ No 055-96, сведения о деятельности частей РЭБ по полку — несекретны.

Допрошенный в судебном заседании 19.09.01 эксперт Карих показал, что в цитате приводятся данные по подразделениям комплексного технического контроля, которые обеспечивали деятельность флотилии или группы войск в ходе учений. При этом эксперт пояснил, что квалифицировал эти сведения по столбцу 5 абзацу 2 пункта 129 Приказа МО РФ No 055-96 (том 25 л.д. 163-164). Между тем, как это видно из содержания пункта, такие сведения являются несекретными.

Таким образом, принятый судом за основу приговора вывод экспертов о том, что в тексте рукописных записей раскрываются секретные сведения о деятельности частей радиоэлектронной борьбы в ходе учений, является ошибочным. Кроме того, как в заключении экспертов, так и в приговоре содержится ошибочная ссылка на положения абзаца 5 пункта 4 статьи 5 Закона “О государственной тайне” (сведения о методах И средствах защиты секретной информации).

С учетом установленных Указом No 1203 и Приказом МО No 055-96 правил толкования союза “и” при перечислении сведений, степень секретности устанавливается для всех сведений в совокупности. То есть, для засекречивания конкретной информации со ссылкой на абзац 5 пункта 4 статьи 5 Закона “О государственной тайне”, необходимо, чтобы она содержала сведения: как о методах, так и о средствах защиты секретной информации.

Очевидно, что далеко не вся информация о деятельности воинских частей радиоэлектронной борьбы в ходе учений и тренировок будет раскрывать сведения о методах и средствах защиты секретной информации. Это относится и к приведенной экспертами цитате. Так, свидетель Ефимов — бывший начальник службы РЭБ ТОФ, на вопрос защитника категорически заявил, что в рукописных записях, содержание части которых соответствует его выступлению на разборе ЗТУ, отсутствуют сведения о средствах защиты секретной информации (том 25 л.д. 168-169).

Между тем, суд в приговоре (стр. 7 абзац 4) указал:

“Как пояснил суду свидетель ЕФИМОВ, в рукописных записях Пасько изложены подлежащие засекречиванию сведения о деятельности частей радиоэлектронной борьбы по обеспечению учений войск и сил Тихоокеанского флота, а именно о средствах и методах радиоэлектронного контроля секретной информации и пресечения ее утечки”.

Таким образом, ссылка в приговоре на показания этого свидетеля не в полной мере соответствует содержанию протокола судебного заседания.

Кроме того, как показал суду эксперт Карих, метод защиты секретной информации в цитате только упомянут: “подавление частот”. Содержание этого метода и другие подробности в записях не раскрываются (том 25 л.д. 157-158).

Следовательно, эксперты и суд ошибочно квалифицировали процитированные сведения по абзацу 5 пункта 4 статьи 5 Закона “О государственной тайне”. Как видно из содержания сообщений поступивших из Управления боевой подготовки ТОФ (том 29 л.д. 139, том 30 л.д. 76), а также из заключения экспертной комиссии, экспертам не передавалась на исследование соответствующая отчетная информация о ЗТУ мобильных сил ТОФ, проводившихся в августе-сентябре 1997 года по причине отсутствия таковой. Следовательно, эксперты были лишены возможности оценить достоверность исследуемых сведений. Это обстоятельство сделало выводы экспертов еще более неубедительными.

О нарушениях закона при назначении и производстве экспертизы в судебном заседании и недопустимости заключения экспертов от 14.09.01 подробно изложено в разделе IV настоящей кассационной жалобы.

На основании изложенного, в соответствии с п. 3 ч. 1 ст. 339, 349 УПК РСФСР,

просим: приговор Тихоокеанского флотского военного суда от 25 декабря 2001 года отменить, а уголовное дело прекратить, на основании пункта 2 части 1 статьи 5 УПК РСФСР, за отсутствием в действиях Пасько Г.М. состава преступления.

Приложение:

Выписки из сводок оперативного контроля телефонных переговоров;

Копия определения Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 25.07.2000 (по делу Моисеева);

Копия определения Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 17.04.2000 (по делу Никитина);

Реестр письменных заявлений защиты, сделанных в ходе судебного следствия.

04 апреля 2002 года

адвокаты

И.Ю. Павлов

А.Ф. Пышкин

общественный защитник: А.П. Ткаченко